Письма к императору Александру III, 1881–1894 - [18]

педагогом, чтобы не сказать хуже, второго за такие назначения, как назначение этого директора. Он был начальником отделения в Управлении военно-уч[ебных] заведений[45], и вдруг с бумаг переводят на живые души и кого же – детей. Одна из многих несчастных идей Милютинского и Исаковского времени[46] жива и доселе: она заключается в сочинении какого-то типа военных педагогов! Нелепее и вреднее этой мысли трудно себе что представить. Прежде смотрели на вопрос проще, и лучше было. Педагогов делать и печь нельзя. Педагоги рождаются педагогами; а то, что они в книгах выучат или вычитают, то пустяки. Для педагога нужно две вещи: сердце, любящее детей, и нравственность; ума особенного вовсе не нужно; сердце дает ум и такт. Где же искать таких людей? А очень не трудно их находить, но только не между чиновниками или интеллигентами, Боже упаси, а между военными боевыми офицерами, строгими, с добрым сердцем, нравственными и честными. Боевой хороший офицер с сердцем, любящим детей, это идеал педагога для корпусов. Их надо искать, вот что хлопотно, а у нас не охотники искать; берут что под рукою, а под рукою у Махотина остатки Исаковского штатского материала. Будь я Государь, я бы непременно приказал военному министру[47] издать циркуляр по военно-учебным заведениям для того, чтобы обратить внимание на строгий выбор офицеров и воспитателей в военно-учебных заведениях и рекомендовать при выборе таковых отдавать предпочтение военному боевому офицеру, когда с любовью к службе, со строгою нравственностью соединяется в нем любящее детей сердце.

За такой циркуляр родители благословили бы военного министра.

Вот что слышал сегодня в разговоре с несколькими военными.

Суббота 27 октября

Бедная Кахановская комиссия, ей не везет; приезжие из России члены бьют ее в каждом сражении. Теперь идет сражение чуть ли не генеральное из-за всесословной волости. Идея всесословности есть скверная идея. И. Н. Дурново бранит меня за то, что я слишком бесцеремонно обращаюсь с проектерами Кахановской комиссии и называю антигосударственным замыслом их проект всесословности[48]. На это ответ простой. Не Каханов и не его товарищи хотят вреда правительству, но что у них есть в канцелярских тайниках злоумышленные, то есть либеральные чересчур, проектеры, в этом я клянусь. Сельское общество есть часть волости: и то и другое состоят из 98/100 крестьян и из 2/100 не крестьян. Сельское общество и волость доселе составляли как бы крепостные стены для народа; благо они были крестьянские, никто из разночинцев не мог проникать в крестьянский мир; благодаря крестьянскому составу сельского общества и волости до сих пор все усилия анархистов протереться в народ были тщетны; почему? Потому что и сельский староста, и волостной старшина были крестьяне. Что же будет, если кахановцам удастся пустить в ход (чего не дай Бог) свою мысль о всесословности. Сельский староста может быть не из крестьян, волостной старшина тоже; кто же может попасть в сельские старосты и в волостные старшины? Кто? Очевидно прежде всего те, которым надо проникнуть в народ, чтобы его совращать, то есть разная интеллигентная сволочь. Порядочные люди не пойдут ведь ни в сельские старосты, ни в волостные, да и много ли их в уезде? Во многих уездах не найти нужного человека на должность предводителя, не то что в старшины. Значит, посредством введения в дело принципа всесословности, придуманного Кахан[овскою] комиссиею, совершиться может легально завоевание крестьянского мира интеллигентами и проходимцами, а от них до анархистов только рукою подать!

Оттого приезжие кахановцы так решительно, почти единогласно восстали против идеи всесословности. Введите всесословность, и лет через пять преданного монархизму народа в России убудет на две трети.

Воскресенье 28 октября

Мысль услышанная и дельная. По инициативе К. П. Победоносцева началось дело о церковно-приходских школах[49]: дело хорошее, но страшно трудное. Нечего скрывать, что между духовенством все сильнее сказывается недостаток в хороших священниках.

Разумеется без решения как можно скорее вопроса об установлении прочного материального содержания духовенству трудно от него многого и требовать.

Но кроме того есть еще важное условие, без которого церковноприходские школы не могут идти: условие это внимание к хорошим священникам. Это сильнейший стимул к поднятию дела. А это к сожалению у нас весьма мало практикуется. Человек пожертвует 100 тысяч с целью получить орден[50], начальство за него хлопочет; а священник, который получает 10 рублей в месяц за уроки Зак[она] Божия в сельской школе и иногда 7 или 6 рублей издерживает на проезд в течение месяца, ничем не награждается. Его представляют к награде, а архиерей его имя вычеркивает, чтобы своим дать преимущество, или в массе представляет в Синод, и там бедный попик тонет в море представлений зауряд.

А нужно другое, и крайне нужно. И сделать это не трудно. Нужно, чтобы священникам, хорошо обучающим в сельских школах, и священникам, у которых хорошие церковно-приходские школы, каждый инспектор и каждый директор народных училищ вели особые списки; о том же могли бы вести списки уездные предводители дворянства, и затем чтобы 2 раза в год эти списки лучших священников представлялись для испрашивания наград обер-прокурору Свят[ейшего] Синода непосредственно или через местного архиерея, но с тем, чтобы архиереи их представляли отдельно от наградных представлений по епархии.