Письма к Глебу Струве. Письма к Гессенам - [5]
Хотел Вам еще кое-что сказать когда-то, но как-то не удостоился. Где-то, когда-то я прочел Ваше описание того, как атаковал меня однажды Георгий Иванов в Числах. [66] Как историку литературы Вам будет интересно узнать, что единственным поводом к этой атаке было следующее. Мадам Одоевцева [67] прислала мне свою книгу (не помню, как называлось — Крылатая Любовь? Крыло Любви? Любовь Крыла?) с надписью «Спасибо за Король, Дама, Валет» (т. е. спасибо, дескать, за то, что я написал К., Д., В. - ничего ей, конечно, я не посылал). Этот ее роман я разбранил в Руле. Этот разнос повлек за собой месть Иванова. Voila tout. [68] Кроме того, полагаю, что до него дошла эпиграмма, которую я написал для альбома Ходасевича.
Я был совершенно потрясен письмом Шмелева (в Мостах или в Опытах, не помню), взбешенно требующего, чтобы упомянули в газете то, что его посетил Фома Манн. [70]
Почему бы Вам не написать, дорогой Глеб Петрович (у меня руки чешутся, но мы еще с ним висим вместе на золотой трапеции бестселлеров), ученый разбор невероятно вздорных пaстернаковских «переводов» Шекспира? [71] В Нью-Йорке нас посетил Фельтринелли [72] с букетом роз.
Отсюда мы едем в Калифорнию. Надеюсь Вас повидать.
С сердечным приветом Вам и Вашим.
В. Набоков [73]
17
Gen[eral] Delivery
Sedona, Arizona
14 июня 1959
Дорогой Глеб Петрович,
хотел бы я знать, какой идиот мог Вам сказать, что я усмотрел «антисемитизм» в «Докторе Живаго»! [74] Мне нет дела до идейности плохого провинциального романа — но как русских интеллигентов не коробит от сведения на нет Февральской революции и раздувания Октября (чему, собственно говоря, Живаго обрадовался, читая под бутафорским снегом о победе советов в газетном листке?), и как Вас-то, верующего, православного, не тошнит от докторского нарочито церковно-лубочно-блинного духа? «Зима выдалась снежная, на св. Пафнутия ударил превеликий мороз» (цитирую по памяти). [75] У другого Бориса (Зайцева) [76] все это выходило лучше. А стихи доктора: «Быть женщиной — огромный шаг». [77]
Грустно. Мне иногда кажется, что я ушел за какой-то далекий, сизый горизонт, а мои прежние соотечественники все еще пьют морс в приморском сквере.
Ваш В. Набоков [78]
18
Montreux, 4 октября 1965
Palace Hotel
Дорогой Глеб Петрович,
мы с женой очень Вас благодарим за стихи Мандельштама. [79] Стихи изумительные и душераздирающие, и я счастлив иметь этот ценнейший том на своей припостельной полке.
Что же касается Фильда, [80] то ошибки, о которых Вы пишете, конечно, чудовищные, но ничем не хуже символов, которые Уилсон, а также какой-то недавний англичанин находят в Живаго.
Да кроме того, книга Фильда будет гл[авным] обр[азом] о моих английских писаниях.
Жму Вашу руку.
Владимир Набоков [81]
19
[Montreux]
21-XII-65
Дорогой Глеб Петрович,
мы оба очень Вас благодарим за Ваши прелестные стихи. В. В. был особенно тронут тем, что нашел в книге старые стихи, посвященные ему много лет тому назад. [82]
Желаем Вам и Вашим очень счастливого Нового Года и веселого Рождества.
С сердечным приветом
Владимир и Вера Набоковы
20
March 9, 1969
[Отв.13/III/69]
Dear Gleb Petrovich,
благодарю Вас за откровенное Ваше письмо. Прежде всего хочу Вам сказать, что я взял себе за правило никогда не спорить с мнениями тех, кто пишет обо мне как о писателе, согласен ли я или нет с их оценками. Посему я и в случае Фильда не вмешивался в его суждения ни обо мне, ни о моих героях, ни о каких других людях, и ничего не менял в его черновике, кроме некоторых библио- и биографических неточностей, да еще тех мест в переводе моих текстов, о которых он сам упоминает. Хотя я не со всеми мнениями его согласен, я не сомневаюсь, что артачился бы внутренне против многих подходов и другого любого, самого благосклонного критика. Что мне особенно нравится в работе Фильда, это сила его созидательного дыхания и совершенная свобода его общих воззрений. С моей точки зрения, он очень одаренный человек. Насчет же лести Вы правы, она мне не нужна — даже больше, никогда она не была мне нужна, ни полвека назад, во дни, когда в садах Оксфорда я Вам стихи свои читал, [83] ни в двадцатых годах, когда выпускал «Машеньку» и других моих ласточек, ни теперь, в американский мой благословенный период.
Вместо нападок на Фильдовы переводы занялись бы Вы лучше основательным разбором мерзостных «преображений», которыми Lowell, Ольга Carlisle и их сообщники оскорбляют тень Мандельштама и других бедных наших поэтов.
