Письма Г.В. Иванова и И. В. Одоевцевой В.Ф. Маркову (1955-1958) - [7]
Переписали бы Вы мне, на досуге, эти самые Гурилевские романсы не Ваши, а Гурилева. К таким песенкам питаю утробную страсть. Вероятно, и музыка была бы мне по вкусу. «Музыки большого стиля» я просто не воспринимаю. Медведь наступил на ухо. Что «кантаты Баха», что «квартеты Бетховена» — для меня увы самый «неприятный» из всех шумов (по В. Гюго)[48] и самый «дорогой» (в смысле цены на билеты всяких маэстро — по Уайльду). Я когда-то «страстно любил» живопись. 12-ти лет отроду, когда меня соблазняли «что тебе подарить?», чтоб я согласился на операцию полипа в носу, я потребовал две истории искусства и абонемент на «Старые Годы». Вообще я манкировал карьеру художника. Я и теперь, когда у меня есть краски, очень красиво рисую, честное слово. Но красок у меня уже много лет нет — и отсутствия их я не ощущаю болезненно. Следовательно «все в порядке» в этом смысле.
Я думаю Вы лицемерите перед самим собой. Не может быть, чтобы Вы внутренне не сознавали, что Гурилевские романсы реальная и блестящая удача. А что «не заметили» так, друг мой, «ще молода детина»[49], если это Вас удивляет или огорчает. А хотите рецензию А. С. Пушкина (своими словами)… В таком-то альманахе помещены стихи г. г. X. У. и Тютчева. Двое первых обладают несомненным дарованием… А Анненский на наших глазах! Из его некролога в культурнейшей Речи…[50] «покойный был не только выдающимся педагогом и эллинистом, но также блестящим оратором и даже писал недурные лирические стихи». Это после появления «Кипарисового ларца»! Не всем сигать одним махом из чесоточной команды — в мировые гении. Вот и здесь, на днях слушал по радио, по-французски, восторги о великом русском поэте Хлебникове. С французскими же образцами его «разностороннего творчества» умора! Между прочим, Вы меня здорово развеселили — в Вашем последнем письме. Ах, вот кто был папа председатель земного шара! Вы пишете «по данным комментаторов — ишь ты! — попечитель малодербеньтьевского Улуса. Вот Вы, положившись на комментаторов, и влипли. В Вашей антологии[51] сказано «в семье попечителя округа», улуса. Попечитель округа был всегда — не ниже тайного советника и к тому же ученый педагог или профессор — «Ваше высокопревосходительство», две-три звезды на боку и пр. — был наместником министра — в округе из нескольких губерний: Архиерей, генерал-губернатор, командующий войсками, попечитель округа — вот были, — каждый в своей области, — равные величины. Улус — как Вы должны знать — калмыцкое селенье: сто голов кобыльих, пятьдесят калмыцких.
Попечитель округа улуса это что-то черт знает какое, сапоги в смятку Чеховский «господин финансовый»[52] или отставной козы барабанщик. Разница с попечителем в обычном смысле куда больше чем между Marechal de France и marechal ferrant[53] — т. е. хоть оба французы! Теперь мне понятно и чесоточная команда!
Очевидно папа Хлебников был какой-нибудь старшой калмык, вроде стражника из своих. Смотрите — вот Вы провозглашаете Вашего Велимира российским гением, а самостийники, — калмыки, и заявят протест. Ну не обижайтесь, будьте впредь поосторожней с Вашими советскими «специалистами» они еще похуже Филлиппова-Струве[54].
А известно ли Вам, кстати, что в республике Либерии, всюду висят портреты «великого негра» — Пушкина. Вот с Хлебниковым бы так — за калмыцкого гения и я охотно его признаю… «Тяжелая лира»[55] тоже хороша. Но в ней, особенно отдел «европейская ночь»[56], элемент срыва.
Каин, отец мой был шестипалым, на них туберкулезом. Баллада о Шарло — на ходули и хлоп вместе с ходулями носом в землю. Все же перечисленные Вами стихи дороги и мне. Знаю, что погубило Ходасевича, но писать долго и трудно. Могу написать как-нибудь. Воспоминания его хороши, если не знать, что они определенно лживы. И притом с «честным словом» автора в предисловии к «Некрополю»[57] пишу только то, что видел и проверил. Я вот, никогда не ручался, пишу то да се за чистую правду. Ну и провру для красоты слога или напутаю чего-нибудь. А тут этакая грансеньерская, без страха и упрека поза — и часто беззастенчивое вранье. А читали ли Вы «Живые Лица» (2 тома) Зинаиды Гиппиус? Много человечней и по крайней мере «метафизически правдиво». Прочтите, обязательно, если не читали. Имя Гиппиус напомнило мне Ваш вопрос как был встречен «атом» и как я его писал.
Гиппиус и Мережковский кричали на всех углах «гениально». Есть статья Зинаиды в каком-то из № Круга. Несколько подголосков из меньшей братии поддержали. Отношение большинства точно сформулировано в письме на просьбу «читатель сообщите Ваше мнение об этой книге». Ответ был текстуально такой: «Прежде русские писатели писали кровью, Георгий Иванов написал свой Атом г-ном». И теперь 19 лет спустя, по моему, этот ответ остается в силе.
Писал же я Атом «в наилучших условиях», пользуясь словами Толстого о том, как он писал «Войну и мир». Жизнь моя была во всех отношениях беззаботно-приятной. Очень приятной. Я до сих пор — ничтожный человек! — вижу во сне свою квартиру в Париже или биаррицкую дачу и с блаженством думаю: «ничего не изменилось». Вот как летают во сне.
В потоке литературных свидетельств, помогающих понять и осмыслить феноменальный расцвет русской культуры в начале XX века, воспоминания поэтессы Ирины Одоевцевой, несомненно, занимают свое особое, оригинальное место.Она с истинным поэтическим даром рассказывает о том, какую роль в жизни революционного Петрограда занимал «Цех поэтов», дает живые образы своих старших наставников в поэзии Н.Гумилева, О.Мандельштама, А.Белого, Георгия Иванова и многих других, с кем тесно была переплетена ее судьба.В качестве приложения в книге пачатается несколько стихотворений И.Одоевцевой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник художественной прозы Ирины Одоевцевой включает ранее не издававшиеся в России и не переиздававшиеся за рубежом романы и рассказы, написанные в 1920–30-е гг. в парижской эмиграции, вступительную статью о жизни и творчестве писательницы и комментарии. В приложении публикуются критические отзывы современников о романах Одоевцевой (Г.Газданова, В.Набокова, В.Яновского и др.). Предлагаемые произведения, пользовавшиеся успехом у русских и иностранных читателей, внесли особую интонацию в литературу русской эмиграции.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.