Письма - [13]

В отношении к одеянию, год делится на четыре времени: холодное, умеренное, теплое и жаркое. Для всех четырех времен и промежутков их назначены особливые [308] платья, перемена которых с точностью соблюдается.

В холодное время курма и шуба подбиты долгошерстными мехами. У шубы обшлага из соболя, или камчатского бобра, или из котика. Верхняя рубаха, фуфайка и исподнее платье на вате; шляпа с куньим или собольим околышем, воротник из хребтика или хвоста камчатского бобра. При переходе от холодного времени к умеренному, курма и шуба мелкошерстных мехов; шляпа и воротник также, а после сего курма и кафтан на вате или суконные; прочее все на подкладке без ваты; воротник бархатный, шляпа осенняя. Меха для шуб употребляются из тигровых, рысьих и лисьих черевок, долгошерстных тибетских мерлушек, русских мерлушек и белки; меха для курм из . камчатских бобров, красных и других лисиц, кошки, белки, лисьих и собольих лапок, русских черных и белых, и серых бухарских мерлушек. Курмы надеваются более шерстью наружу; и потому меха для них подбираются с отличным вкусом и искусством. При переходе от умеренного времени к теплому, местное начальство издает повеление переменить время (хуань-цзы), т. е. переменить осеннюю шляпу на летнюю. В сие время сначала курма и кафтан и прочее платье все шелковое на подкладке, воротник матерчатый; потом курма и кафтан камлотовые или шелковые без подкладки; воротники вставляются. При переходе от теплого времени к жаркому, курма и кафтан частого газа (флеру), а потом редкого; прочее платье из легких шелковых материй, или легкого холста, тканого из упругих волокнистых растений. В сие время дозволяется чиновникам оставлять курмы. Далее до самой зимы перемена одеяния происходит на обороте точно таким же порядком.

Чиновники и должностные люди должны носить форменное одеяние по обязанности, а частные люди по произволению. Солдаты и присяжные по должности могут носить и частное одеяние: но при форменной шляпе. В частном одеянии шуба и кафтан не имеют ни разрезов спереди и сзади, ни обшлагов, ни рукавов; вместо курмы можно употреблять фуфайку, вместо шляп, зимою валяную или шитую на вате шапочку, летом феску или соломенную шляпу с кистью, или вязаным шелковым шариком на верху. Летом по большей части одну верхнюю рубашку и ходят с открытою головою, с веером в руке; в ненастное время надевают короткую камлотовую или суконную курму. Чиновники могут так одеваться только дома и в прогулках.

Бедные люди, работники, крестьяне и ремесленники, для удобности носят летом одну рубашку и исподнее платье, а [309] зимою сверх сего фуфайку и пр. на вате. Для нарядных выходов употребляют фуфайку, или рубашку длиною за колено, и всегда подпоясываются, исключая жарких дней. Для дороги зимней употребляют нагольные и крытые тулупы простых овчин. Вместо шляп носят зимою вязаные колпаки или шапки с ушами, а летом соломенные шляпы; вместо сапогов, башмаки с тонкими прошивными подошвами. Все их одеяние делается из китайки.

Хотя покрой форменного одеяния одинаков для всех сословий (исключая духовных), но для чиновников находятся некоторые исключительные преимущества. Они одни имеют право носить курмы из материи вишневого цвета и собольи; пришивать к ним на груди и на спине нашивки с изображением птиц и зверей, носить на шляпе сверх кисти шарик, на шее четки. Роды птиц и зверей, цвета шариков и форма в нанизке четок расположены соответственно семи классам чинов. Сверх обыкновенного форменного одеяния, еще находится одеяние церемониальное, употребляемое при Дворе; но здесь нет образцов оному.

Очень хотелось бы сказать что-нибудь о костюме китаянок, и за сие, может быть, я удостоился бы в Иркутске лестной улыбки от кого-нибудь: но ревнивые китайцы, в досаду нашему любопытству, запретили своему прекрасному полу шагать через великую стену на север. И так я предоставляю это другому, кто будет счастливее меня.

2.

По окончании возложенного поручения, надлежало мне отправиться в обратный путь, но одно обстоятельство удержало меня в Троицке еще на несколько дней. В 30-й день августа положено Российской духовной миссии отправиться за границу. Вы знаете, как сильно в подобных случаях действует на нас любопытство. Для чего же не пожертвовать несколькими днями, чтобы быть очевидцем происшествия, в целое десятилетие однажды случащегося? Так я сказал самому себе и отложил поездку.

В восемь часов утра назначенного дня, обоз миссии вступил в Кяхту двумя отделениями и расположился на площади у пограничных ворот. Он состоял из 80-ти телег, сопровождаемых казаками в серых плащах с синими воротниками, что придавало ему вид военного транспорта. Эта была первая картина, которая в каждом рождала какое-то печальное чувство, самому ему неизвестное. Утреннее солнце возвышалось по чистому небу. Толпы [310] любопытствующих, и русских, и китайцев, умножались на площади. В 10 часов прибыли из Троицка в Кяхту все члены миссии. По совершении литургии, обоз окроплен святою водою и двинут за границу. Кяхтинские купцы, коих искреннее гостеприимство заставляет путешественника на время забывать родину, сочли обязанностью угостить миссию напутственным столом. Обед дан в доме здешнего главы купца Котельникова. Собрание было довольно многочисленно, но не доставало веселья. Мысль десятилетней разлуки накинула на всех печальное покрывало; казалось, что мы прощались с соотечественниками, отходящими в какой-то другой, неизвестный мир. Из отъезжающих одни плакали, другие казались спокойными, и сия противоположность чувствований происходила более от личных обстоятельств каждого. Дамы смотрели на них с каким-то умилением и шутили над теми из своих подруг, которые не могли при сей картине отзываться равнодушными. Одни только временные члены миссии необыкновенно восхищались. На торжествующем лице каждого из них можно было глазами читать мысль, что они надеются скоро проникнуть в недоступную столицу Китая и разгадать там свои темные предположения. Посреди сей есм си печали и радости вдруг послышались слова: silence! silence! и вот г. Соломирский явился на сцене с прощальным приветствием, вдохновенным музами, а вслед за оным закипел в бокалах дорогой нектар Галлии. Наконец услышали вечерний благовест — сигнал к отправлению в путь. Все пошли в церковь, и духовные члены миссии сами совершали моление единому, сохраняющему нас в пути. По окончании молебня, здешнее духовенство, в церковном облачении, с крестом и хоругвями, при колокольном звоне, препроводило миссию за пограничные ворота и остановилось на самой черте, разделяющей две великие державы между собою. Здесь совершено крестное целование с кроплением св. водою, и в ту минуту, когда началось последнее прощание, не было ни одного, кто бы не излил в жертву оному нескольких капель слез. — Я был приглашен к сопровождению миссии до первой станции, и поверите ль, что при первом шаге на западную землю Срединного царства, воображал себя в каком-то новом мире. Наши экипажи, проезжая чрез Китайскую торговую слободу, остановились у судейского дома. Учтивость требовала посетить пограничного начальника. Здесь предложили нам сухие плоды и подали чай. Плоды разложены были по сортам, в одном деревянном ставце, но в разных перегородках; чайные чашки без [311] блюдечки, чай без сахара. Что город, то норов; что деревня, то обычай. — Но время не позволило нам долго оставаться здесь, и мы чрез пять минут отправились далее. Солнце уже скрылось за окрестные горы, когда мы приехали на станцию, в 7-ми верстах от Кяхты к югу. На краю возвышенной долины, по восточную сторону большой дороги, белелись четыре юрты, поставленные для китайских провожатых чиновников, а от дороги к западу расположен был стан русский. Не помню, кто из провожатых в шутку сказал, что китайцы и в самых мелочах соблюдают свои церемониалы с такою же точностью, как у нас дети наблюдают важность в подражательных играх. — «Из чего вы заключаете это?» — спросил другой. — «Вы приметили с каким уважением они обращались с членами миссии, и несмотря на то поставили юрты для себя по левой стороне, которая у них почитается старшею». Вот снова полилось шампанское, но уже другие мысли занимали каждого. Вечер был холоден. Члены миссии искали ночного приюта, а провожатые спешили воспользоваться сумеречным просветом, чтобы безопасно перебраться обратно чрез топи Буринские. Мы уже сели на дрожки, как вдруг показалась огромная, закоптелая юрта, которая сама собою двигалась из-под горы наверх, прямо к нам. Очень забавно было смотреть на сию картину; и что же открылось? Несколько бедных монголок с детьми, находясь внутри юрты, несли ее на себе для приюта русским путешественникам. Говорят, что знающие сию дорогу очень советовали взять для миссии собственные три юрты: но человек так сотворен, чтобы всему научился из опытов. Мы поздно возвратились в отчизну из краткого путешествия в Китай.