Письма без марок - [9]

Стоит, как печальное напоминание о былых ранах и былых бедах.

ПОДВИГ ЕГО НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕТСЯ!

Из старых жителей деревни мы отыскали лишь двоих: пенсионерок Елену Фёдоровну Волкову и Евдокию Ивановну Цветкову.

Они рассказали нам о страданиях, перенесённых ими во время фашистского нашествия.

Почти целый год деревня находилась на передней линии обороны.

Враг окопался тогда в двух километрах от Старше-виц, в деревне Дешёвка, и беспрестанно забрасывал красноармейцев снарядами и минами, посыпал бомбами с самолётов.

Я показал пенсионеркам фронтовые письма и довоенные фотокарточки отца.

— Смотри-ка, Фёдоровна, да это, будто, жилец твой? — неожиданно воскликнула Евдокия Ивановна. — Обличьем точь-в-точь…

— Не может того быть, — не поверила Елена Фёдоровна и, взяв из её рук снимок, поднесла поближе к глазам, взглянула пристально. — Вроде бы он и есть, постоялец мой…

— Это мой дедушка, — сказала Наташа. — Он вашу деревню защищал.

— Значит, он самый. Кому ж ещё быть! На постой его и ещё двух солдатиков к нам определили. Да редко мы их видели. День-деньской они на позиции — в окопах, значит.

— Всё же, наверное, кое-что запомнилось? — допытывался я, надеясь узнать что-то новое об отце. — Каким он был? Что делал, что говорил? Вспомните, пожалуйста.

— Говорил-то он мало. Не любил словами разбрасываться. А выглядел он обыкновенно, как и все прочие солдатики. Забежал как-то к нам под вечер. На дворе пурга. Думала, обогреться в избу пришёл. А он, минуя печурку, сразу же за стол. Ножичком быстробыстро карандашик заточил и стал писать.

Спросила его — не письмо ли домой?

А он мне ответил, что от сынишки хорошую весточку получил. Сына-то, вишь, пионеры своим вожаком избрали. С нежностью он это сказал. Гордился сыном-то.

Вот и выкроил свободную минутку, чтобы ответ ему отписать.

Среди треугольничков, что вы с собою принесли, возможно, и этот сохранился…

А может, и не дошло то письмо до вас, кто знает! Заваруха у нас тогда случилась.

Самолёты, как саранча, на деревню налетели и давай бомбы кидать. Всё вокруг тряслось от взрывов.

Он — письмо в карман, автомат — в руки — и за порог. В окопе и заночевал.

Ну, а потом мы сами к ним на позицию зачастили. Помогали солдатикам как могли: траншеи в промёрзлой глине копали, раненых бинтовали, гимнастёрки и портянки стирали, на кухне солдатскую похлёбку готовили.

А в конце января фашисты так по деревне ударили, что ни одной избушки не уцелело. До основания разбомбили.

Попрятались мы, жители деревенские, от стужи в сарай. Он вон по ту сторону стоял, за ветлой одинокой.

Елена Фёдоровна вздохнула тяжело и смолкла.

— Вас фашисты сжечь хотели, да наши солдаты помешали, — сказала Наташа.

— Откуда знаешь? Уж не от детишек ли, что минувшим летом со своей учительницей нас навестили? — спросила Елена Фёдоровна. — Они мой рассказ в тетрадку записали. Что правда, то правда — погибли бы мы, если бы не красноармейцы. А первым пришёл на выручку знаешь кто? Твой дедушка, спаситель наш!

— Как хорошо, что мы с вами встретились! — с признательностью посмотрела на неё Наташа.

— С кем же ещё и встретиться! От той лихой военной поры мы только вот с ней, подружкой моей, Дуней Цветковой, и задержались в Старшевицах. Остальных жизнь разбросала. Кто в соседний колхоз подался, кто во Ржев или Калинин, а кто ещё дальше. А мы вот на прежнем месте себе новые гнёзда свили. Не жалуемся. К нам то и дело посетители заглядывают. И все, как и вы, с расспросами — не помним ли тех, кто в наших краях бился, кровь проливал за город Москву.

— Москва от вашей деревни далеко, — сказала Наташа. — Мы долго ехали и шли…

— Не скажи, внученька! До Москвы от нас рукой подать. В былые-то годы, в молодость свою, я туда нередко за покупками езживала. Быстро оборачивалась. В субботу уедешь, а в воскресенье уже дома! Разве это далеко? Наш Ржев аккурат перед Москвой стоит, дорогу к ней сторожит. А Старшевицы охраняют дорогу на Ржев. Вот и получается, мы с Москвой рука об руку живём. Воины нашу деревеньку обороняли, а чувствовали за спиной Москву, всю нашу землю огромную, от края до края. Оттого и бились яростно, себя не щадя.

Я достал из пачки одно из отцовских писем:

— Правду говорит Елена Фёдоровна. Вот послушай, Наташа, что в те дни писал отец с фронта:

"Мне, может, не придётся вернуться, потому что, знаете, каково здесь… По-прежнему воюю около города Ржева, Калининскои области.

Вокруг — разрушенные сёла, танки и пушки, отвоёванные у немцев, а также трупы убитых гитлеровцев…

Слышна стрельба.

Жизнь у нас, конечно, понятно какая.

Но наш долг — не допустить врага к Москве, уничтожить кровавый фашизм… Волков бояться, так и в лес не ходить. Жив буду, то не помру…

До скорого свидания, до возвращения с победой!..

У нас здесь начинается весна, начинает снег понемногу таять…"

— Начинается весна, — задумчиво повторила Елена Фёдоровна. — Уж как все мы ждали ту весну — и представить не можете. В холодной землянке прятались.

Да разве упрячешься — снаряды, как град, падают. И ветер над обугленным пустырём злым волком гуляет, ревёт со страшной силой.

А бойцы — так те круглые сутки, в мороз и пургу, в окопах, на стуже лютой, в наспех вырытых блиндажах. Мучение одно!..