Пираты сибирского золота - [46]
Почти дотемна он брёл по долине, которая становилась всё уже и глубже. К закату он оказался в месте, похожем на щель. Долина стала каменистой, шириной в десять-двенадцать сажен, а берега превратились в обрывы сажен по сорок-пятьдесят.
Где ночевать? Оглядевшись, он увидел куртину кедрового стланика в середине обрыва и площадку сажени в три. Зачерпнув воды в котелок, он забрался по камням наверх и понял, что лучшего места он сейчас и не найдёт. Лапы кедрача отгораживали его от обрыва, полукруглая вышка от когда-то вывалившегося отсюда камня делала место это похожим на пещеру, а лапы кедра прикрывали её сверху. Наломав мелких сухих веточек, он вскипятил воду, заварил чай и прилёг на землю, усыпанную сухими иголками почти на три вершка>[47]. Подстилка была сухой и мягкой. Положив голову на котомку и накрыв голову шапкой, он быстро уснул.
Проснулся на заре от фырканья и ржания лошади. Звуки доносились снизу. Подвинувшись под ветки кедровника, выглянул со своего карниза и внутренне сильно забеспокоился. Он углядел небольшой караван. Три лошади под вьюками, которых вели два человека. На вьюке первой сверху были приторочены доски. Две сбоку гладкие и одна сверху с набитыми поперечинами навроде лестницы, которую кладут на скат крыши в избе. Ага — проходнушка — разобранный жёлоб для промывки золотоносных песков.
Мужик, ведший лошадь в поводу, был в дождевике, ямщицком кепи и при двустволке. Его лица Тимоха не разглядел. Другого же мужика, который вёл вторую лошадь, к которой кожаным ремешком была привязана третья, он разглядел. Ватная куртка с лисьим воротником, густая какая-то пегая шевелюра и сивая борода с усами, над которыми выделялся длинный толстый нос малиново-красного цвета. Один глаз — бельмо. Когда третья лошадь прошла под затаившимся наблюдателем, он увидел фигуру человека, руки которого были связаны впереди, и верёвка от них тянулась к вьючному седлу этой последней в караване животины.
На портупее человека, ведшего двух лошадей и, как понял Тимоха, — пленника, висела кобура с пистолетом.
«Эге! — смекнул наш глядящий. — Никак хозяева богатенького местечка объявились!» Стало светлее, и он разглядел этого третьего. Выпуклые, слегка навыкате, светлые глаза, рябое лицо, короткая борода, плешина на голове, грязная одежда, крепкие грубые сапоги стучали по камням почти так же, как подковы лошадей. Этот последний по облику был похож на старателя, а те двое, что вели лошадей, были какими-то чужими не только для Тимохи, но и для тайги тоже.
Харча у нашего соглядатая было ещё дня на четыре, однако любопытство и желание понять, что там произошло и, тем паче, что будет далее, уже через какой-то час погнало его вниз по следам каравана. Все свои пожитки, кроме карабина, ножа и патронов, он оставил на карнизе, где ночевал. Собаки у караванщиков не было, а посему он, зная эту долину, быстро нагнал их и осторожно двигался на таком расстоянии сзади, что слушал их разговоры. Те, по-видимому, не таились от пленника в своих разговорах.
Говор этих людей был явно нездешний — городской. Красноносого звали Егоршей, а другого Александр Аркадьевич, как его уважительно величал этот самый Егорша. Эти двое друзьями не были. По разговору чувствовалось, что один хозяин, а второй при нём вроде слуги. Этот самый Александр Аркадьевич распекал Егоршу за то, что он убил старателя не у того шурфа, у какого надобно было его и зарыть — у пустого, а сбросил труп туда, откуда они собирались брать золото. Чай, он протух, и там такая вонища, хоть всех святых выноси. И зарывать этот шурф не зароешь.
— Я тебя накажу тем, что сам и полезешь в эту могилу доставать убиенного, раз не послушал меня.
Егорша бурчал, что случай выпал, тот склонился на этим шурфом, где золотце, а я его топориком. Так вот как погиб человек, лежащий на дне богатого шурфа, — не просто, а из-за этого самого золота, будь оно неладно.
С пленником эти двое разговаривали хоть и грубо, но с каким-то заискиванием. Еду давали такую же, как сами ели, и в не меньшем количестве. Рук не развязывали, а когда останавливались, сажали и связывали ему ноги, а кисти рук освобождали так, что он мог ими держать кружку и брать еду.
Всё это Тимоха увидел, когда те сделали короткий передых в своём пути. Когда долина расширилась, доглядчик обогнал караван и спрятался невдалеке от золотого шурфа. Ветер стих, и дух вокруг места, где остановился караван, был жуткий. Они, кривясь и ругаясь, развьючили лошадей, стреножили их и погнали пастись, впрочем, на виду, чуть выше по ручью. Сами направились в тальник, где давеча Тимоха нашёл их стоянку и, не обнаружив своих приспособлений, озадачившись, сильно ругались. У связанного мужика на лице промелькнуло что-то вроде довольной улыбки. Главный отослал Егоршу вырубить молодых деревьев для лестницы. Они перво-наперво решили почистить шурф и закопать труп. Тимоха понял, что эти люди тайги не знают. На любом становище таёжник сначала обустраивает крышу над головой, а потом за работу.
