Пираты - [16]

В самом начале дня из тумана появился купец. Баттерфилд стоял слева, Горн – справа от меня. Видно было, что судно идет под всеми парусами, стараясь набрать как можно больше ходу. С судна нас тоже заметили, и оно сразу же резко отвернуло и снова скрылось в тумане.

Мы уже привыкли, что все от нас убегают, но здесь было нечто иное. Судно панически спасалось, как ягненок от волка, еще не видя нас.

И тут мы увидели, что по пятам за купцом следует парусник, черный, как смерть, с тремя десятками головорезов в такелаже и ярким красным пятном у штурвала. На корпусе было грубо и не слишком аккуратно намалевано наименование «Апостол» и цифры: 12 19. Увенчивал все это, лениво хлопая на ветру, пиратский флаг, такой же черный, как и все судно. И с флага ухмылялся, глядя на нас, белый человеческий череп.

Люди на судне стояли на вантах и оттяжках рей, мы видели сверкание их абордажных сабель, слышали их крики, сливающиеся из-за удаленности в один, ужасный, как завывание шторма. Иной раз корпус пропадал в тумане, и казалось, что эти адские видения несутся по воздуху. Потом туман поглотил все, и некоторое время слышался лишь крик.

Мы все трое тряслись от страха, но хуже всего было Горну, он едва держался на ногах. Я понимал его состояние. Судно это, очень похожее на «Дракона», в точности напоминало последнюю модель.

– «Рассудительный»! – крикнул я. Он вынырнул из бутылки и из морской могилы.

– Да, дьявол жив пока, – пробормотал Горн.

– Но почему «Апостол»?

– Кто может объяснить ход мысли сумасшедшего?

– И цифры? Тысяча двести девятнадцатый? Год, что ли?

Горн только развел руками, но Баттерфилд вдруг хлопнул ладонью по нактоузу.

– Не тысяча двести, Джон, а просто двенадцать. Двенадцать-девятнадцать. Римляне, чтоб их черти драли..

На мгновение я испугался, что все капитаны, как и пушкари, сумасшедшие.

– Послание к Римлянам, глава двенадцать,; стих девятнадцатый. – Знаток Библии Баттерфилд сжал кулак, поднял его к небу и провозгласил: – «Мне отмщение, я воздам, говорит Господь».

– Спаси нас, Господи, – вырвалось у Горна.

9. Боязнь моря

Мы снова увидели эту гонку: один убегал, другой догонял. Они промелькнули в отдалении, против ветра, и «Дракон» нырнул в туман, пытаясь уйти от солнца и от этого кошмара. Часом позже с неопределенного направления послышался грохот орудий.

Нас страшила встреча с «Апостолом». Лично я не меньше боялся натолкнуться на разграбленного купца и увидеть на его палубе ту же ужасную картину, что и на «Меридиане». Поэтому мы свернули к югу, направляясь прямо на Тринидад через просторы Карибского моря. И попали в шторм невиданной силы.

Туман рассеялся, сзади громоздились облака, они росли, опрокидывались и снова лезли вверх черные башни, стены и шпили тысячефутовой высоты, похожие на жилища гигантов-громовержцев. Затем по морю побежали волны, длинные и маслянистые. С «Дракона», балансирующего на гребне одной волны, можно было наблюдать за верхушкой другой в полумиле.

Капитан велел затянуть световой люк своей каюты брезентом, задернул шторы и снова наглухо отгородился от наружного освещения. Он сидел внизу, на своей койке, при свете шипящей и мигающей лампы, и все его имущество: Библия, пистолет, книги – раскачивалось и подпрыгивало на своих местах. Безвылазно просидел он там более суток. Ветер усиливался, волны становились все круче. Полил дождь, засверкала молния, загремел гром. С зарифленными парусами и единственным кливером на бушприте мы пробивались к югу.

Зарываясь носом в волны, под завывание ветра «Дракон», лишенный груза и балласта, казался игрушкой, перышком, которое болталось по волнам. Он то выпрямлялся, то ложился на борт. Лишь Горн мог с ним как-то справляться, с трудом удерживая на курсе.

Днем стало темно как ночью, о ночи нечего и говорить. Когда Баттерфилд вышел на палубу в одной лишь ночной рубашке, он казался призраком в свете вспышек молний. Он обхватил нактоуз обеими руками и закричал Горну:

– Поворачивай назад!

– Невозможно! – крикнул в ответ Горн. Меня удивило, что капитан мог допустить

мысль о развороте в таком бурном море. Мы могли бы потерять мачты или вообще моментально пойти ко дну. А если каким-то чудом и удалось бы направить бушприт шхуны на север, то она разбилась бы в щепки о берега Испаньолы. Но он опять завопил Горну:

– Заворачивай, я приказываю!

Я посмотрел в его искаженное ужасом лицо и понял, что Горн был прав. Капитан действительно боялся моря. Больше месяца он сдерживал свой страх, но сейчас утратил контроль над собой.

Вспыхнула молния, ударил гром. Глаза Бат-терфилда стали дикими, как у лошади, которая сейчас понесет.

– К черту! – завопил он и бросился на штурвал.

Горн был застигнут врасплох. Штурвал закрутился, вырвавшись из его рук, «Дракон» накренился, поворачиваясь. Волны хлынули на палубу через борт.

Вся палуба оказалась под водой, из которой торчали мачты, как деревья в половодье.

Эта дикая выходка Баттерфилда спасла всех нас. Как только «Дракон» сошел с курса, тьма с наветренного борта взорвалась желто-оранжевыми вспышками, море закипело от падающих в воду ядер, из шторма – казалось, из самой молнии – вынырнул «Апостол».