Пираты Каллисто - [4]

Так я отправился в Америку с будущим герром профессором, и по правде сказать, мне это не было неприятно. Дело в том, что за последние месяцы я вдруг обнаружил, что мужчины делят мир с удивительными существами, которые называются девушки: здесь, в болотистых джунглях Перу, я встречал мало представителей этих существ, но мне дали понять, что в Америке они так же обычны, как carrapato do chao (земляной клещ) в этой части мира.

Больше я своего отца не видел. Через девять месяцев нефтяной взрыв в высокогорье Ирака отправил его в Эльдорадо или Валгаллу, где любители приключений проводят вечность. Боже, благослови его: мир без него стал беднее.

* * *

Чтобы не заполнять страницы описанием чудес Америки малых городов, которые и так знакомы моему читателю — если этот необычный рассказ преодолеет триста девяносто миллионов миль пространства и попадется на глаза человеку, владеющему английским, — я пропущу следующие несколько лет, дав лишь краткое резюме.

То, что я до этого не учился систематически, оказалось серьезной помехой. Но мистер Фарли, теперь профессор Фарли, бывший in loko parentis,[2] объединил усилия многих преподавателей. А я, к всеобщему и особенно своему собственному удивлению, оказался способным учеником. И вскоре почти догнал своих ровесников. Наконец я увидел школу и понял, что по-своему это не меньшие джунгли, чем Матто-Гроссо. И в конце концов покорил и тайны деления столбиком.

Фарли преподавал в Гарварде, но я по некоторым причинам окончил курс в Йейле. Я опущу эти годы: они прошли для меня счастливо. На футбольных полях я ломал кости не чаще других, и сердец тоже было разбито под золотой коннектикутской луной не больше среднего. Да и на моем сердце остались всего одна-две царапины; но все это часть процесса, который философы называют взрослением.

Странно, однако, что, несмотря на все возбуждение футбольных схваток, больше удовольствия я испытывал с рапирой в руке. Чисто случайно я обнаружил способности к фехтованию и через два года был капитаном команды фехтовальщиков Йейла. И это, наряду с цветом волос и глаз, оказалось неожиданным благословением, когда я сражался в черно-алых джунглях Танатора, — но я опять забегаю вперед.

Хотя я стал американским гражданином, страсть к бродяжничеству слишком глубоко поразила меня, я слишком рано познал ее радости, и спокойная академическая жизнь меня не привлекала. Я всегда стремился увидеть, что лежит за туманным горизонтом… за следующим хребтом… за сияющими водами моря.

И прежде чем высохли чернила на моем дипломе, я уже исчез. Торопливо распрощался с профессором и начал свои блуждания. В следующие несколько лет я побывал во многих местах. Беспокойство, страсть к перемене мест, унаследованные от отца, провели меня по всему земному шару. Я некоторое время занимался журналистикой в Нью-Йорке, потом рядовым матросом отправился на торговой лохани в Стокгольм. Учился летать в Индии, потом перевозил беженцев из Кубы, доставлял контрабандное оружие на Ближний Восток и сделал несколько рейсов с медикаментами и продовольствием в осажденную Биафру.

Наконец я оказался во Вьетнаме, и когда выяснилось, что какие-то пробелы в моих документах о натурализации не дают мне возможности вступить в Военно-воздушные силы, я записался в качестве пилота в Красный Крест и перевозил припасы и медикаменты в места сражений. Бродяжьи инстинкты часто приводили меня к неприятностям, но мои бойцовские качества до последнего времени позволяли выходить из них без особого вреда. Но во Вьетнаме произошло нечто…

* * *

Террористы Вьетконга напали на небольшую деревню, и срочно требовалась медицинская помощь. Так срочно, что меня извлекли из квартиры, дав всего тридцать минут на сборы. Мне нужно было провести группу с медикаментами и продовольствием, а на обратном пути вывезти тяжелораненых.

Я перед этим провел две недели в Сайгоне, хорошо отдохнул и выглядел свежим. Моя группа размещалась на временном летном поле, вырубленном прямо в джунглях на окраине Хон-Квана, это в шестидесяти милях к северу от Сайгона и всего в десяти милях от границы с Камбоджей.

Мы уже полчаса были в полете, когда двигатель начал кашлять. Что-то произошло с трубопроводом, подающим горючее, вероятно, он засорился. Если бы вертолет перед полетом тщательно осмотрели, механики обнаружили бы неполадку, но мы вылетели слишком срочно.

Словом, дела мои складывались совсем не весело. На легком одноместном вертолете я оказался над сплошным морем джунглей. У моей машины не было и сотой доли той надежности, которая есть у обыкновенных военных двухместных и трехместных вертолетов.

Я связался с остальными машинами по радио, передал командование следующему по старшинству пилоту и сообщит, что у меня неполадки в двигателе и, вероятно, мне придется садиться. Они улетели, а я отстал, стараясь придумать, что же мне делать. Вертолет летел над самыми густыми на Земле джунглями, и нигде не было площадки, куда можно безопасно сесть. Если бы такую площадку удалось найти, я бы сам смог исправить неполадки, даже если бы пришлось заменить всю систему подачи топлива.