Пираты Черных гор - [87]

Наконец он нашел слова:

– Я не думал, что ментеше на такое способны.

– Они обычно... нет, – ответил офицер. – Я давно служу на юге. Это... – Он отвернулся. – Для этого нет слов.

– Низвергнутый, – в голосе короля звенела сталь. – Это его рук дело. Он пытается запугать нас.

– Он знает, как добиться того, что он хочет, не так ли? – Капитан зашелся в истерическом смехе.

Но Грас покачал головой:

– Нет. Это – потрясает, но не заставит меня бояться. Это делает меня злым. Я хочу мести.

Он помолчал. Значит ли это отплатить ментеше их же монетой? Смог ли он решиться приказать своим людям сделать что-то подобное? Тогда... не пригласить ли Низвергнутого занять резиденцию в Аворнисе?

– Лучшая месть, какую я знаю, это плетью выгнать их вон из нашего королевства.

– А что нам делать с... этим, ваше величество?

– Мы устроим погребальный костер. Мы сожжем мертвых. Мы все равны в огне. – Грас снова помолчал, затем добавил: – На этот раз мы сожжем и лошадей. Они заслужили надругательств ментеше еще меньше, чем наши солдаты. Они были животными, просто животными.

Как он приказал, так и сделали. Дым от огромного погребального костра смешивался с дымом горящих полей. К его облегчению, люди, которые клали мертвых в костер, испытывали те же чувства, что и он. Изувеченные тела вызывали ужас и ярость, но не страх.

– Мы выгоним плетью сукиных сынов, сделавших это, – сказал один солдат, – мы должны сделать это ради мертвых.

– Мы отдадим ментеше все, что должны им, – пообещал Грас. – Все.

15

К своему удивлению, Ланиус обнаружил, что скучает по тестю. Да, он сердился, когда Грас, восседая на алмазном троне, держал королевство в своих руках. Когда Грас был на юге, воюя с ментеше, Ланиус тоже держал в руках много ниточек власти – но это были большей частью неинтересные нити.

Да, он хотел править Аворнисом... пока не стал делать это. И тогда Ланиус понял, что Грас более приспособлен выполнять ежедневную скучную королевскую работу.

Но Грас был на войне, а это значило, что Ланиус должен продолжать усердно выполнять эту самую рутинную работу. Только вот усердия ему не хватало. Его смущало, мало того, ему становилось стыдно, когда он получал напоминания из провинций о чем-то, что ему давно следовало бы сделать – или сразу, или хотя бы через неделю. Но похоже, он не способен был совладать с собой.

Впрочем, причина была ему хорошо известна. Если бы он уделял управлению Аворнисом все время, которое для этого требовалось, он не имел бы возможности перебирать манускрипты в архивах, или наблюдать за обезьянами, или пытаться выяснить, каким образом Когтистый выбирается из комнаты, где содержатся котозьяны, и попадает в кухню. Это было более приятное времяпрепровождение, и он затруднялся думать о своих любимых занятиях как о чем-то менее важном.

Он также имел бы меньше времени, чтобы развлекаться со служанками. Управлять королевством было более важным делом, чем это, но отнюдь не таким приятным. До сих пор Сосия не обнаружила – или, скорее, не выяснила, – что он продолжает заниматься этим после того, как Грас отослал Кристату. То, что жена оставалась в неведении, помогало развлечению оставаться приятным.

И разумеется, у него оставалось бы меньше времени для бесед с принцем Всеволодом... Однако это обстоятельство не разбило бы его сердце. К тому же он узнавал меньше о черногорцах, чем хотел, а больше о том, что думает Всеволод.

– Когда война на юге будет закончена? – спросил принц со своим характерным гортанным акцентом.

Он вовсе не хотел участвовать в войне на юге, но беспокоился о том, как это повлияет на обстановку на севере – именно это имело для него значение.

– Я не знаю, ваше высочество, – ответил Ланиус. – Хотелось бы мне знать. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь знал.

Всеволод нахмурился. Ланиусу казалось, что он больше, чем обычно, похож на тощего, старого грифа.

– Он выиграет войну?

– Клянусь богами, я надеюсь на это! – воскликнул Ланиус.

– Он выиграет войну к зиме?

– Ваше высочество, я сказал вам – не знаю. И не думаю, что кто-нибудь знает. Если боги на небесах позволят ему сделать это, он сделает.

Как всегда, упоминая богов, Ланиус ничего не сказал о Низвергнутом, бывшем когда-то Милваго. Хотя этот не совсем бог, который больше не обитал на небесах, никогда не выходил у него из головы.

– Если Грас не выиграет войну этой зимой, будет ли он снова воевать на юге, когда придет весна? – настойчиво поинтересовался Всеволод.

– Я не знаю, – ответил Ланиус, чье терпение начало подходить к концу. – Хотя я бы не удивился. А вы?

– Нет. Не удивился, – угрюмо сказал принц. – Он не заботится о Нишеватце. Все ложь.

Он отвернулся.

Ланиус испытал острое желание двинуть ему ногой под зад. Он не сделал этого, но соблазн остался. Если Всеволод не был самым эгоцентричным человеком на свете, кто тогда мог претендовать на этот титул? Все, о чем он беспокоился, был Нишеватц, не важно, что требуется Аворнису. С трудом сдерживая себя, король сказал:

– На нас напали, вы знаете.

– Да, на вас напали. Да, я знаю. А что же я? Я ограблен. Я изгнан, – проговорил Всеволод. – Я живу в чужом месте, ему чужую еду, говорю на чужом, уродском языке, и всем безразлично, жив я или умер.