Пиратские войны - [16]

Каждый день был удивительно похож на предыдущий, они состояли из поисков и заготовки пропитания, военных занятий по утрам и вечерам. Сбор фруктов, охота, рыбалка, поиски улиток, черепах и крабов, бесконечные упражнения по фехтованию — все это не оставляло времени для грустных мыслей. Охота заключалась в расстановке силков на мелкую дичь и птиц, а для зверей покрупнее островитяне рыли ловушки на тропах. Изредка в ямы попадались то грызуны, то дикий кабанчик, а то и козочка.

Еды хватало, но исключительно благодаря строгой экономии старика. Забивая очередного козленка, дед каждый раз долго ворчал, ругая свалившихся на его голову нахлебников. Однако позднее, освежевав тушу и поджарив ее до хрустящей, аппетитной корочки, запивая мясо вином и брагой, он становился снисходительнее, а потом и вовсе забывал о своих претензиях. Едят захребетники много, спору нет, но с ними веселее. И правда, не век же бирюком на острове жить! Да и поговорить есть с кем. А для русского человека задушевная беседа — первое дело.

А помощники, намахавшись за день холодным оружием, намаявшись на земляных работах, валились в сумерках у костра на голые циновки, совершенно обессиленные и выжатые как лимон. За короткий срок они вырыли ров, насыпали крепостной вал, сделали окопчики для стрельбы с колена, расширили ходы сообщений между укреплениями, создали вторую линию обороны возле жерла потухшего вулкана. Серега и Гийом работали до обеда и после ужина, труд был каторжный. Днем, в самый разгар жары лопатой махать было невозможно, слишком нещадно палило тропическое солнце. Сделав утреннюю норму, после обеда труженики отдыхали, укрывшись от палящих лучей в тени пальмовой рощи, и слушали сквозь дрему очередные байки старого бунтовщика. Когда жара спадала, они вновь приступали к делу, к тяжелым фортификационным работам, от которых ладони чернели и покрывались мозолями, поправляли стены форта, вязали трапы на башенки из лиан и сучьев, чинили мостки вдоль изгороди. А вечером обоих ждало обучение приемам фехтования, метание по ростовой мишени топора, кинжала и кортика.

Старик своими ратниками-работниками был доволен, крепость заметно обновилась и уже не выглядела такой ветхой, как в день их первого знакомства. Однако Ипполит был по-прежнему уверен в том, что длительной осады большого войска они не выдержат. Пороха и зарядов, увы, недостаточно, поэтому сильный враг в открытом бою легко победит их. Одна надежда на хитрость, Ловушки, засады и потайные укрытия. В том, что однажды на острове объявятся настоящие пираты, дед не сомневался ни минуты. Должен же когда-нибудь хозяин этих несметных сокровищ вернуться за ними! Или приплывут наследники пропавших хозяев. Не просто так ведь, для морального удовлетворения или жертвоприношения, годами копилось это золото, серебро и драгоценные камни. И если суровая кара закона не настигла безжалостных морских разбойников в открытом океане или на эшафоте, то они обязательно приплывут когда-нибудь за своей долей добычи. Поэтому Степанов стремился хорошо подготовить гарнизон к грядущим схваткам, и в обучении навыкам рукопашного боя был неутомим. Он давно понял, что молодой француз частенько держал в руках шпагу и клинок, но в руках жидковат, а этот полковник, как он сам себя величал, с холодным оружием практически вообще не знаком.

«Однако темнит Серж, что он полковник, привирает! Скорее всего — тыловой ферт или штабная крыса. Если не врет, вполне возможно, что и вправду дипломат или тайный посланник, а то и еще хуже — шпион какой-нибудь. Поди разбери, сидя на острове долгие годы, что в мире, в Европе и России творится. В пользу этой версии говор графа, не совсем русский, будто с акцентом, да и словечек непонятных он знает очень уж много. Странно, как можно в наше время дослужиться до столь высокого звания, быть дворянином и оставаться полным профаном в умении владеть клинком?» — часто размышлял ротмистр о странном полковнике. Но в поведении Сергея не было и намека на подлость или коварство, поэтому эти нехорошие мысли Степанов прогонял прочь.

Уроки фехтования давались Строганову с превеликим трудом, в его действиях не было даже намека на элементарную школу владения саблей или рапирой. «И это офицер-пехотинец? — продолжал возмущаться про себя Степанов. — А какой из него, к черту, артиллерист, если он не умеет стрелять из простейшего морского орудия? Лошади под рукой нет, чтобы проверить его навыки верховой езды, оценить, какой он кавалерист. Одни загадки. Может, он действительно английский или немецкий шпион и водит меня за нос? Нет, это все моя мнительность. За какими секретами ему тут охотиться? Что разведывать? Не меня ли он разыскивал по приказу Тайной канцелярии императрицы? Все возможно».

Чем больше Степанов ломал голову, тем чаще подливал собутыльникам бражки и заводил разговоры, пытаясь раскусить графа. Известное дело, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но нет, ни о чем подозрительном гости не пробалтывались. Странно! Мерещится всякая ерунда? Неужто все это старческий бред?..

Тем временем прогресс в учебе был налицо. Занятия давали положительный результат, и если в ловкости ротмистр еще мог иногда превосходить Строганова, то по силе удара уже не мог и сравниться. Юнга тоже не отставал от Сергея в боевой учебе.