Пират королевы Елизаветы - [27]

Впечатление, произведенное набегом по всей Испании, было ошеломляющим. Пошли преувеличенные слухи, начинали складываться легенды, тем более что и сама действительность напоминала сказку, какой-то сон наяву.

А между тем среди маленькой эскадры Дрейка во время самого налета не более было благополучно. Вице-адмирал Берроу с самого начала запротестовал против захода в Кадис, ссылаясь на королевское запрещение, и неохотно последовал за своим адмиралом. Как только первое ядро коснулось «Золотого Льва», Берроу повернул назад и не принимал участия в деле. Дрейк арестовал вице-адмирала и на его место назначил капитана Маршаунта. Но на корабле началось брожение, перешедшее в открытый бунт; капитан Маршаунт был смещен, и команда направилась домой. На адмиральском корабле был назначен суд, на который вызваны все капитаны военных и торговых судов. Генерал сэр Фрэнсис Дрейк спросил и судом требовал от капитана Маршаунта, как он оправдается и ответит об отплытии корабля ее величества «Золотой Лев», который он недавно поручил ему. Капитан Маршаунт говорил в свою защиту, объясняя, что при знаке мятежа на его корабле он приказал мастеру корабля держаться ближе к адмиральскому кораблю, но вскоре после этого квартирмейстер передал ему от экипажа письмо, в котором люди жаловались, что у них вышли пища и напитки и что с ними обращаются не надлежащим образом, и потому они объявляют, что намерены увести корабль домой. Тогда люди отказались повиноваться приказаниям, хотя сам Маршаунт толковал с ними и уговаривал их. За него стояли только пятнадцать или шестнадцать человек. Он просил, чтобы его перевезли на другой корабль; после некоторого обсуждения на это согласились. Капитан Клиффорд показал, что он также уговаривал мятежников, а они назвали его дерзким негодяем. Приговор Дрейка был таков: «Это самый подлый и невыносимый мятеж, о каком я когда-либо знал. Капитан Маршаунт верно исполнил свой долг, как истый слуга ее величества. Все остальные с этого корабля, за исключением только двенадцати или шестнадцати человек, которые подняли руки в знак готовности возвратиться к нам, заслуживают позорной смерти, так как они оставили знамя и поручение ее величества и покинули в несчастье королевские корабли и тем, поскольку от них зависело, воспрепятствовали службе для чести и безопасности государства и владений ее величества. Потому мой окончательный и решительный приговор таков: мастер сказанного корабля, боцман и Берроу, и экипаж, как главные виновники в этом мятеже, будут преданы смерти, если я найду их и они будут в моей власти. Если нет, они все равно по закону мертвые люди. Все остальные будут переданы милосердию ее величества, как пособники такого изменнического дезертирства. И даже если ее величеству будет угодно воззреть на них с милосердием, мой приговор все же таков: они все придут к дворцовым воротам с веревкой вокруг шеи ради примера всем преступникам».

Выйдя в море из Кадиса, Дрейк отнюдь не считал свою задачу законченной. Нескольким судам удалось вырваться от его расправы. Они, вероятно, недалеко успели уйти; кроме того, в Лиссабон пойдут и другие корабли. Хорошо бы их подстеречь! И маленькая флотилия занимает выгодное место на полпути между Кадисом и Лиссабоном, у резко выдающегося в море мыса Сан-Висенте. Быстро справились с береговыми батареями, господствовавшими над морем, обновили запасы воды, в которой начинали нуждаться, и стали чувствовать себя как дома. Добыча не заставила себя долго ждать, зверь прямо бежал на ловца. К Лиссабону тянулась целая вереница кораблей, груженных всевозможными припасами для флота. Они методически перехватывались, команда отпускалась на берег, корабли с грузом уничтожались. Такому же систематическому уничтожению подвергалась вся богатая рыбная торговля вдоль берегов — рыбачьи лодки и сети. А корабли все шли еще и еще. «Если богу будет угодно послать нам провиант и воды, — писал Дрейк министру Уолсингэму, — и если позволят ветер и непогода, вы, вероятно, будете получать о нас еще вести отсюда, из-под мыса Сан-Висенте». Таким образом было уничтожено до ста судов. Около половины груза приходилось на пустые бочки и обручи к ним. Небольшая находка, казалось бы, но через год эта деятельность Дрейка дала, как увидим ниже, самые гибельные для испанцев результаты.

Пока небольшие суда делали у мыса Сан-Висенте свое дело, сам Дрейк с боевыми судами подошел к Лиссабону и стал у мыса Каскаэс, милях в двадцати от города. Там должны были находиться главные силы испанского флота и боевые припасы, и провиант. Что если повторить прием, примененный в Кадисе, и уничтожить эту армаду надолго, быть может навсегда? Но это значило бы ослушаться категорического наказа, а в случае неудачи — навлечь на себя опасный гнев королевы. Вероятно, Дрейк надеялся, что, находясь здесь, у самых ворот Лиссабона, после такого опустошения, произведенного в Кадисе и у берегов Андалузии и Португалии, он одним своим присутствием вызовет старого адмирала Санта-Круса на бой. Но этого не случилось: все было тихо. Дрейк не выдержал и послал адмиралу сказать, что он здесь и готов обменяться с ним десятком-другим выстрелов, на что Крус ответил, что он не готов и не имеет на такую встречу поручения от своего короля. Это было на самом деле не совсем так: король требовал, чтобы дерзкие грабители были отброшены от берегов Испании, но корабли стояли на якорях без команды, без артиллерии, припасы не были погружены, и Санта-Крус тщетно требовал, чтобы и люди, и деньги ему были наконец даны. Если бы Елизавета разрешила безумному смельчаку ворваться в устье Тахо, морская история Англии обогатилась бы лишним эпизодом, который, вероятно, был бы гораздо ближе к феерии, чем к действительности.