Я нырнул и прижался к стенке. Рассыпая каскады брызг, дубинка обрушилась на котёл, но меня не задела. Судя по воплям, кого-то из поваров ошпарило кипятком, а вождю пришлось хуже всех. От столь могучего удара он потерял равновесие и налетел на котёл, который сильно накренился, выплеснув большую часть содержимого. Вслед за этим я опрокинул котёл, раскачав его собственным весом, и выкатился вместе с потоком воды, пара и овощей.
Завывая от ожогов как минимум третьей степени, вождь силился выбраться из горячей золы и головешек, в которые свалился. Наконец, после нескольких неудачных попыток, он поднялся на ноги и захромал прочь. Других поваров и участников пиршества уже давно как ветром сдуло. На поляне, кроме меня, никого не осталось.
Оглядевшись, я заметил сломанный меч, с помощью которого разжигали огонь, и пополз в ту сторону. Неловко ухватив клинок, всё ещё острым лезвием я перерезал путы на запястьях, а развязать ноги и вовсе не составило труда.
Хмель из моей головы уже выветрился, но вокруг было ещё полным-полно винных горшков. Я подобрал несколько и начал жарить на тлеющих углях овощи из котла, спокойно ожидая возвращения каннибалов. А затем расхохотался.
Когда первый людоед осторожно выполз из леса и пал передо мною ниц, я запивал испечённый клубень таро вином из горшка — второго по счету. Как я выяснил позднее, они очень сожалеют, что не распознали во мне бога, и надеются умилостивить мой гнев.
Они дали мне новое имя. «Тот-которого-не-сваришь».
О, когда же вернётся Пегас…
Перевод — Татьяна Кауль