Пионеры воздушных конвоев - [45]

– Господин генерал, не могли бы вы уделить несколько минут для разговора с начальником советской миссии полковником Мачиным по весьма неотложному делу.

– Oh, yes, of course! Hello^[2], Михаил, как дела? – прозвучало в ответ.

Исчерпав весь словарный запас русского языка, генерал продолжал разговор на английском…

Мачин поблагодарил генерала за помощь и ввёл его в курс дела. Понимая всю остроту проблемы, стороны быстро договорились о совместных действиях. После общения с Мачиным генерал Гаффни созвонился с учеными Аляскинского университета. Американские химики буквально за двое суток нашли заменитель одного из компонентов жидкости применяемой в гидросистемах самолётов, что сделало её более морозоустойчивой и пригодной к применению в условиях крайнего севера.

Учитывая то, что американцы в то время не выпускали над морозоустойчивой резиной, способной выдерживать сверхнизкие температуры, советский наркомат внешней торговли направил в Америку своего специалиста с рецептурой такой резины. Вскоре авиационная промышленность союзников начала выпускать самолёты, которые не боялись низких температур и были способны летать в любые морозы.

Катастрофа

А на авиабазе «Ладд-Филд», между тем, жизнь шла своим чередом. Вскоре стали прибывать самолёты, на которых резина была способна работать в любых климатических условиях. На тех самолётах, где во время сильных морозов резина пришла в негодность, она менялась прямо на стоянках. Постепенно самолёты, стоявшие на приколе, были отремонтированы и отправлены на фронт. Принятые меры позволили не допустить отказов авиатехники в полёте из-за низкого качества резины. Проблема была снята.

За два с небольшим месяца совместной работы приёмку машин у американской стороны отработали до мелочей. Она проходила по следующей схеме. Самолёты облётывали, а затем наземные специалисты осматривали их, проверяли работу всех систем на земле и готовили к перелёту. Истребители и бомбардировщики А-20 «Бостон» облётывали наши пилоты, а В-25 «Митчел» и С-47 «Дуглас», как правило, в небо поднимали американские летчик с борттехником, а работу всех систем в полёте проверяли наши инженеры.

В один из декабрьских дней 1942 года американцы предъявили к приёмке очередной «Митчел». Как повелось, облетывать его должен был американский экипаж, в состав которого были включены главный инженер приёмки подполковник Кисельников – для проверки в воздухе работы двигателей, приборов и систем самолёта, и инженер Радоминов – для проверки радиооборудования. Поскольку полёт был назначен на послеобеденное время, инженеры быстро пообедали и направились получать парашюты, без которых начальник приёмки полковник Мачин летать категорически запретил. Они вошли в ангар, подошли к кладовой, в которой хранились парашюты, но на двери висел замок. Старшины, отвечающего за их хранение и выдачу, на месте не было.

– И когда они будут читать плановую таблицу? Что ж теперь из-за недисциплинированности одного человека отменять контрольный облёт? – возмутился Кисельников. – Нет, я его определённо накажу.

В ожидании старшины они зашли в свою комнату, Борис Васильевич на всякий случай заглянул в шкафы, под столы и вдруг обрадовано воскликнул:

– Есть! Я так и знал, что найду, – радостно провозгласил он, вытаскивая из-под стола личный парашют полковника Мачина, который неизвестно как попал туда.

– Я не понимаю, чему вы радуетесь? – спросил Радоминов. – Парашют ведь только один.

– Ничего в порядке исключения слетаю один, проверю и радиооборудование, или ты не доверяешь?

– Да о чём вы, Борис Васильевич! Вам я доверяю больше, чем себе. Просто для одного человека очень большой объём работы.

– Ничего, справлюсь, а ты тут проведи беседу с этим старшиной, я вернусь, всыплю ему, – он взял парашют за лямки, повесил его на плечо и зашагал к самолёту.

Был обычный контрольно-испытательный полёт. Иногда таких полётов совершалось по нескольку в день. Профиль полёта выглядел примерно так: взлёт, полёт по коробочке, посадка. За это время американский экипаж выполняет полётное задание, а советские специалисты проверяют работу всех систем во время полёта. Подобные полёты были обычной, рутинной работой. Всё было отработано.

Самолёт вырулил на старт. Винты его бешено вращались, увлекая тяжёлую машину к старту. Мощные струи воздуха поднимали снег, сосредоточенный по бокам рулёжной дорожки, и безжалостно бросали его назад, создавая иллюзию снежной вьюги. Инженер по радиооборудованию стоял у ангара и смотрел вслед взлетающему лайнеру.

Радоминов чувствовал себя не очень хорошо. На душе было както неспокойно. Вот переложил свою работу на Бориса, теперь ему за время полёта нужно выполнить работы в два раза больше, чем обычно. «Ну, ничего, отработаю», – подумал он, успокаивая самого себя.

Радоминов видел, как самолёт разбежался, приподнял переднюю ногу, затем оторвался от земли, пролетел несколько контрольных секунд в горизонтальном полёте над полосой и пошёл на набор высоты. Полёт начался стандартно, ничего не предвещало беды. Вдруг в конце аэродрома, на высоте примерно около ста метров, машина внезапно накренилась на правое крыло, затем клюнула носом, перевернулась в воздухе и камнем рухнула вниз. Клубы чёрного дыма и взрыв, сопровождаемый огненной вспышкой, завершили картину катастрофы.