Пионеры, или У истоков Саскуиханны - [14]

— Любезный мистер Джонс, — вздохнул священник, — будьте осмотрительны, мой добрый сэр… будьте осторожны.

— Вперед, вперед, упрямые дьяволы! — возопил Ричард, заметив наконец, что под ними разверзлась бездна, и от горячего желания продвинуться вперед брыкая свой табурет. — Но-о, но-о! Братец Дьюк, я и серых продам. В жизни не видел таких необъезженных кляч! Мусыо Леква! — От волнения Ричард забыл свое французское произношение, которым обычно очень гордился. — Мусью Леква, да отпустите же мою ногу! Вы так в нее вцепились, что понятно, с чего это лошади начали пятиться!

— Боже милостивый! — испуганно сказал судья. — Они все разобьются!

Элизабет громко вскрикнула, а черное лицо Агамемнона стало мутно-серым от ужаса.

В эту роковую минуту молодой охотник, который, пока все остальные обменивались веселыми приветствиями, сидел в угрюмом молчании, выпрыгнул из саней Мармадьюка и схватил под уздцы заартачившихся выносных. Лошади, которых Ричард продолжал бессмысленно хлестать кнутом, не понимали, чего он от них хочет, и топтались на месте, но в любую секунду неожиданный толчок мог сбросить сани с обрыва. Юноша сильным рывком заставил их вернуться на дорогу — на то место, откуда они начали поворот. Сани мгновенно оказались в безопасности, но при этом они перевернулись в противоположную от обрыва сторону. Немец и священник были бесцеремонно выброшены на утоптанный снег, не получив, по, счастью, никаких серьезных повреждений. Ричард описал в воздухе дугу — радиусом ей послужили крепко сжатые в его руках вожжи — и свалился на расстоянии пятнадцати футов от места катастрофы в тот самый сугроб, от которого попятились лошади. Но и упав, он продолжал цепляться за вожжи, как утопающий за соломинку, и поэтому оказался отличным якорем для саней. Француз, вскочивший было на ноги, чтобы выпрыгнуть на дорогу, тоже совершил воздушный полет — но в позе мальчугана, играющего в чехарду, и, описав сложную кривую, вонзился в снег головой вперед: теперь над белым сугробом торчали две длинные тощие ноги, точно два пугала над полем пшеницы. Майор Гартман, ни на йоту не утративший спокойствия во время всех этих кувырканий, первым поднялся на ноги и первым обрел дар речи.

— Шорт возьми, Рихарт! — воскликнул он полусерьезно, полушутливо. — Ты ошень утачно разгрузил свои сани.

Мистер Грант, прежде чем подняться, несколько секунд простоял на коленях, то ли вознося благодарственную молитву творцу, который спас его от гибели, то ли не совсем очнувшись после удара о землю. Потом он медленно встал на ноги и, весь дрожа от пережитого испуга, начал с тревогой оглядываться, живы ли его спутники. Мистер Джонс тоже был несколько ошеломлен падением, но, как только туман, застлавший его глаза, рассеялся и ему стало ясно, что все обошлось благополучно, он не замедлил самодовольно воскликнуть:

— Прямо сказать, ловко это у меня вышло, и как раз вовремя! Если бы я не сообразил покрепче сжать вожжи, эти бешеные дьяволы валялись бы сейчас под обрывом. Ну, не молодец ли я, Дьюк? Еще секунда — и было бы уже поздно. Но я знал, где пощекотать правую выносную: хлестнул ее справа под брюхо, рванул вожжи, и они, как овечки, вернулись на дорогу!

— Ты хлестнул! Ты рванул! Теперь я вижу, что с тобой ничего не случилось, Дик! — весело сказал судья, убедившись, что все остались целы и невредимы. — Если бы не этот храбрый юноша, и ты и твои, а вернее, мои лошади разбились бы вдребезги. Но где мосье Лекуа?

— Oh, mon cher Juge! Mon ami!12 — раздался приглушенный голос. — Слава богу, я жив! Мой добрый месье Агамемнон, может быть, вы спуститесь сюда и поможете мне встать с головы на ноги?

Священник и Агамемнон ухватили погребенного француза за ноги и извлекли его из трехфутового сугроба — недаром голос несчастного доносился словно из склепа. Но и после своего освобождения из снежного плена мосье Лекуа не сразу собрался с мыслями — некоторое время он простоял, задрав голову и стараясь разглядеть, с какой же высоты он свалился. Едва он убедился, что остался жив и здоров, как к нему вернулось хорошее настроение, но он долго не мог разобраться, где, собственно, он находится.

— Как, мосье! — крикнул Ричард, усердно помогая негру отпрягать выносных лошадей. — Как, мосье, вы тут? А мне показалось, что вы улетели на вершину горы.

— Слава богу, что я не улетел в озеро, — ответил француз, на чьем подвижном лице гримаса боли (он сильно поцарапался, пробивая головой твердый наст) не могла уничтожить обычное любезное выражение. — Ах, mon cher мистер Дик, что вы будете делать теперь? Я не знаю, чего вы еще не пробовали.

— Надеюсь, что теперь он будет учиться править лошадьми, — заметил судья, сбрасывая со своих саней тушу оленя и несколько баулов. — Тут хватит места для вас всех, господа. Мороз крепчает, мистеру Гранту надо торопиться, чтобы успеть приготовить проповедь, — пусть наш милейший Джонс с помощью Агамемнона поворачивает свои сани, а мы, не дожидаясь его, поспешим к теплому камину. Дик, будь добр, когда будешь готов, прихвати вот эти сундучки с нарядами Бесс и вот этого оленя, которого я убил. Агги! Не забудь, что сегодня ночью Санта-Клаус