— Как я уже говорила, Крамской новичок, я не могла даже предполагать, что...
— Кирилл, в рюкзаке были твои шашки? — взгляд бледных глаз директрисы повернулся ко мне.
— Нет, Надежда Юрьевна, — ответил я.
— Анна Сергеевна, я еще раз повторяю, кто-нибудь видел, что именно он поджег шашки? — главный калибр взгляда снова вернулся к нашей педагогине. Та уже слегка побледнела.
— Да он не мог поджечь, он с Прохоровым разговаривал! — не выдержала Коровина. — Я видела, я из-за кулис выглядывала!
— Коровина, тебе кто давал слово? — Анна Сергеевна зло уставилась на девочку. Но там нисколько не смутилась.
— Да потому что вы опять...
— Что «я опять», Коровина! Ну давай, говори уже целиком, что ты сказать хотела!
— Анна Сергеевна, вы же понимаете, что если Крамской виновен, то я вынуждена буду вызвать участкового. Ему уже четырнадцать, он совершил преступление, а значит отвечать ему надо будет перед законом.
Она замолчала, глядя то в побледневшее лицо Анны Сергеевны, то на нас.
— Мне бы хотелось как-нибудь обойтись без этого, конечно, — медленно проговорила Анна Сергеевна. — Все-таки, мальчишка еще совсем, ну, похулиганил. Может не надо портить ему жизнь?
— Вы понимаете, что нам очень повезло, что все обошлось? Что могли пострадать дети, или даже погибнуть. И вы говорите мне, что я должна замять это дело?
— Может, не замять, может отложить... — Анна Сергеевна пожала плечами. — Мы можем дать ему шанс исправиться, загладить свою вину, поработать на благо всего лагеря. И если он покажет, что...
— Анна Сергеевна, вы же знали, что он не был рядом со сценой, когда все произошло? — перебила дирекриса.
— Значит кто-то из сообщников его поджег, — уверенно заявила Анна Сергеевна.
— Он же новичок, какие у него могут быть сообщники?
— Вы же знаете этих хулиганов! Они друг друга по нюху находят!
— Ребята, — Надежда Юрьевна выпрямила спину еще сильнее, хотя казалось, что это невозможно. — Как вы думаете, это Кирилл Крамской сделал?
Второй отряд безмолвствовал, наверное, целую вечность, в смысле секунд двадцать. На лицах некоторых отразилась лихорадочная работа мысли, другие, казалось, были просто огорошены этим вопросом.
— Крамской ни при чем! — выпалил Марчуков. — Ему какая-то гнида подбросила шашки в рюкзак!
— Выбирай выражения, Марчуков!
— А чего это? Он, значит, гнида, а я его должен конфеткой называть?!
— Крамской ни при чем!
— Кто-то подбросил, это точно!
— Ребята, поднимите руки, кто считает, что Крамской не виноват? — Надежда Юрьевна сказала негромко, но все услышали. Смотрела она в этот момент на Анну Сергеевну.
Первыми руки подняли Мамонов, Марчуков, Коровина, Шарабрина и Цицерона. Потом потянулись все остальные. Рук поднялось много, почти все. Только кое-кого из ребят не хватало. Не было Прохорова, Мусатова и еще троих, фамилий которых я не знал.
— Видите, какая странная история получается, Анна Сергеевна, — директриса сложила руки на коленях. — Ребята считают, что Крамской ни при чем. А вы считаете, что он виновен. Так кому же мне верить?
— Вы же их знаете, им всегда лишь бы наперекор сказать! Не разобравшись, будут своего выгораживать! — вырвалось у Анны Сергеевны.
— Анна Сергеевна, — директриса вздохнула. — Обычно я стараюсь не вмешиваться в дела дружины и предоставлять ребятам самим решать свои проблемы. Они пионеры, у них уже достаточно и сознательности, и рассудительности для принятия решений. Кроме того, им нужно готовиться к самостоятельной жизни. Потому что когда в дело вмешивается педагог, они подчиняются его решению. Согласно субординации и правилам пионерской организации. Вы, Анна Сергеевна, мало того, что вмешались. Вы еще и огульно обвинили ни в чем не повинного мальчика. Вы понимаете, что собирались испортить ему жизнь просто потому, что вам было недосуг разобраться в истории. У вас отличный отряд, ребята контактные, на вопросы отвечают...
«Будет рубить голову», — подумал я, представив за спиной у директрисы палача в красной шапке и с топором. Даже не ожидал, что она окажется такой принципиальной. Старая дама смотрелась немощной. Сколько, интересно, ей лет? Семьдесят? Или больше? За все время разговора она ни разу не повысила голоса, ее голова с высокой прической все так же покачивалась на тонкой шее. Можно было даже сказать, что сейчас она говорит очень добрым тоном. Как будто журит первоклашку, чтобы он не бегал. Но на самом деле речь была знаковой — она размазывала нашу Анну Сергеевну по стене практически при всем отряде. Что могло означать только одно — она уволена.
Хотя... Может это я просто из двадцать первого века принес эти убеждения? И в СССР публичная порка вовсе не означала, что тебя не вернут обратно на место в той же должности и с теми же полномочиями?
— Надежда Юрьевна... — начала Анна Сергеевна. Голос ее дрогнул.
В повисшей тишине звук горна, созывающий всех на обед, прозвучал как-то особенно пронзительно и тревожно.
— Идите обедать, ребята! — кивнула директриса. — Не буду вас задерживать больше.
Все поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Обтекая замерших на своих местах Надежду Юрьевну и Анну Сергеевну.
— А где Прохоров? — покрутив головой, спросила Шарабарина, когда все оказались снаружи.
