Пионер, 1951 № 02 - [9]
- На том корабле были девочки! - покачала головой Сю.
Цзун-Цзунгу вздохнула, поправила на коленях платьице и вытерла ладонью мокрое от слёз личико.
- Утопил морской царь детей! Утопил!… Глаза Шао Яня потемнели, и в голосе его послышалась угроза:
- Прошло девяносто девять дней. Девяносто девять дней жители города Чжуфу горевали, оплакивали страшную гибель детей, а потом решили отомстить морскому царю. Решили сделать так: собрать всё железо, какое только было в стране…
- Зачем же это? - спросила Сю Ли.
- Не перебивай! Собрали они всё. какое было, железо и отлили из него пушку.
Пушка была такая огромная, что в её жерле спокойно мог ходить самый высокий человек.
Голос Шао Яня окреп, усилился. Теперь. мальчик говорил уже не шёпотом, а громко. Ень тоже забыл, что нужно смотреть на дверь.
- Выкатили жители города Чжуфу пушку на берег моря, забили в её жерло огромное-преогромное ядро и выстрелили в замок морского царя, его морского величества. Ядро подняло такую страшную бурю на море, в котором жил морской царь, что он убежал с перепугу в другое море - восточное.
Последние слова сказки Шао Янь договорил полным голосом и поднял глаза: в дверях сарая стоял надсмотрщик. Увлечённые сказкой, дети не заметили, когда и как он появился на пороге. Страшный надсмотрщик стоял, опершись плечом о дверной косяк, и злорадно усмехался. В руке у него трепетала плётка.
- Сказки рассказываете? Так-так!
Все замерли. Ень, который сидел у стола ближе всех к страшной плётке, втянул голову в плечи и затаил дыхание.
- А работать за вас я, что ли, буду? Я или кто?! - слова надсмотрщика, как удары кнута, рассекали тишину. - Встать! Но!
Дети поднялись. Зашатался, никем не поддержанный старый стол, перебранный рис посыпался на пол.
- Сказки!… - надсмотрщик обвёл всех пристальным взглядом и замахнулся плёткой. - Подходи по одному!
Ень не вскрикнул даже, когда. плётка обвилась вокруг его плечей. Он только согнулся и побледнел.
Подошла к надсмотрщику, не ожидая, пока он на неё крикнет, Сю Ли>; тихо застонала, закусила губу и остановилась у стены сарая, потемнев от боли и обиды.
Две девочки расплакались ещё раньше, чем надсмотрщик к ним приблизился.
Шао Янь принял удар молча, глядя на своего палача с такой ненавистью, что тот ударил его ещё раз:
- Чего уставился, как зверёныш?
Новая батрачка сидела на своём месте, на полу. Она всё ещё не могла понять, что случилось и за какую провинность надсмотрщик бьёт детей.
- Эй, ты! Ты что, к земле приросла?! - закричал на неё надсмотрщик. - Твой отец задолжал, а ты ничего не делаешь! Сказки слушаешь! Но! Встать!
Цзун-Цзунгу медленно поднялась и, не сводя испуганных глаз с надсмотрщика, сделала по направлению к нему один шаг. Никто никогда за всю её коротенькую нелёгкую жизнь не кричал так на неё. Никто никогда не бил её, и девочка ни в чём не была виновата, ни в чём! Она делала то, что ей было приказано: перебирала рис! Разве она плохо его перебирала?
Цзун-Цзунгу сделала ещё один, шаг, и страшный вопль разорвал тишину. Плётка из высушенных воловьих жил резнула девочку по лицу.
- Ты что, гулять сюда пришла? Молчать! Но в тот миг, когда надсмотрщик вторично замахнулся на Цзун-Цзунгу, Шао Янь бросился к нему и схватил его за руку.
- Не смей, не смей бить! - хриплым от волнения голосом выкрикивал мальчик. - Не смей! Я не дам бить, слышишь?
Неожиданное вмешательство Шао Яня сбило надсмотрщика с толку. Ещё никто никогда не осмеливался так разговаривать с ним. А Шао Янь был у него на хорошем счету: он один из всех детей работал за плату и был уже опытным работником, потому надсмотрщик сделал его старшим.
Надсмотрщик отступил, остановился на пороге, прошипел что-то непонятное и злобное и побежал к помещичьему дому.
- Что же теперь будет, что теперь будет? - шептала Сю Ли.
Шао Янь жил вместе со своей бабушкой. Мать Шао Яня умерла, когда он только родился, а отец и двое старших братьев ушли из дома, едва Шао Яню минул второй год.
Это случилось в 1938 году. Через Лицзян проходил один из отрядов будущей Народно-освободительной армии.
Уже много времени прошло с того осеннего вечера, но всегда перед глазами бабушки Гуан - проводы сына и внуков. Только сели ужинать, поднимался пар над похлёбкой, налитой в миску. Подталкивая друг друга плечами, братья подсаживались поближе к отцу, когда неожиданно в дверь кто-то уверенно постучал.
Бабушка Гуан прислушалась. Стук повторился дважды. Сын её, отец Шао Яня, отодвинул миску, поднялся, отложил в сторону куайцзы 1 и сказал: [1 Куайцзы - палочки для еды, которые заменяют в Китае ложки и вилки.]
- Пора!
Внуки как-то сразу вдруг стали серьёзными, и тогда впервые бабушка Гуан почувствовала, что они уже выросли, стали взрослыми, и поняла: старческими руками не удержать их дома. Поняла: не доглядела, затаили дети от неё какую-то сторону своей жизни.
- Мамочка, мы идём с походом… На Север… Для всех идём, мама! Для всех! - говорил на прощанье сын.
За дверью с красным фонариком в руках стоял незнакомый человек. Бабушке Гуан не было видно его лица. Он высоко поднял фонарик над головой и вышел со двора.
