Пионер, 1949 № 09 - [9]

- Они их уже установили?

- Они их устанавливали: рыли огневую позицию.

- Фронтом куда? В море?

- Фронтом в море.

- А может быть, не в море? Пётр Васильевич задумался.

- Нет, по-моему, фронтом в море. Дружинин поморщился и резко сказал:

- По-вашему… Нам важно установить не как «по-вашему», а как на самом деле.

Дружинин вдруг спохватился, что сделал слишком резкое замечание немолодому, хорошему и в сущности мало знакомому ему человеку. Он густо покраснел и сказал:

- Пожалуйста, извините. Я слишком увлёкся работой. Кроме того, я уже три ночи не спал. А эта дальнобойная батарея, которую вы обнаружили, очень показательный факт. Если они её устанавливают, как береговую, то, значит, они боятся десанта, и это необходимо отметить.

- Они её устанавливают фронтом в море, - твёрдо сказал Пётр Васильевич.

- Спасибо.

Дружинин быстро записал в блокнот несколько слов.

- И ещё, - сказал он торопливо, - когда вы добирались из Будак в Одессу, вы ехали по какому маршруту?

- На Аккерман.

- А из Аккермана?

- Из Аккермана через Днестровский лиман.

- На Беляевку или на Овидиополь?

- На Овидиополь.

- Как вы переправлялись? На пароме?

- Зачем на пароме? Там они навели превосходный понтонный мост. Мужиков," которые везут продукты на одесский рынок, они пропускают вместе с войсками через понтонный мост.

- Это замечательно, это просто замечательно, - забормотал Дружинин, потирая руки. - Одним ударом двух зайцев. Два очень ценных факта. Во-первых, повидимому, крестьяне неохотно везут продукты на рынок, а во-вторых, - новый понтонный мост между Аккерманом и Овидиополем.

Дружинин достал трёхвёрстку, засунутую под автомобильное сиденье, и углубился в её изучение. Изучая карту, складывая её и раскладывая, он машинально упирался карандашом в переносицу. Карандаш был химический, и скоро на переносице Дружинина образовался лиловый след. Иногда Дружинин сверялся с записями в блокноте. Иногда он подымал глаза вверх, как бы что-то припоминая, и беззвучно шевелил обветренными губами.

Он работал.

Но смысла и значения этой работы Пётр Васильевич никак не мог понять.

- Миша, - сказал Дружинин, не отрываясь от блокнота, - нам ещё не время выходить в эфир? На моих - девятнадцать пятьдесят три.

- Нет, - сказал Миша, зевая. - Ваши на три минуты вперёд. У меня ровно девятнадцать пятьдесят. По институту имени Штернберга. Точно.

- Ты всё-таки пошарь. Может быть, что-нибудь новенькое.

- Вряд ли. Я сегодня, пока вы производили эту операцию, всю Европу обшарил. Только и слышно по всем их станциям «Мо-скау», «Москау». Все время марши передают. Одна голая пропаганда.

- Ты всё-таки пошарь.

- Пошарю.

Миша покорно открыл фибровый чемоданчик, вынул из него передаточный ключ, надел наушники и стал крутить винты настройки.

В этом потёртом, стареньком фибровом чемоданчике помещалась диверсионная рация.

- Сейчас Бухарест поищу. Вот он - Бухарест.

- А ну-ка, давай, что там мамалыжники сообщают.

- Тише! - сказал Миша, поднимая руку. - На русском языке.

Он взялся руками за наушники, чтобы лучше слышать, низко наклонил голову и долго молчал, сосредоточенно помаргивая своими жёлтыми ресницами. Иногда по его румяным губам скользила самодовольная улыбка, и время от времени он многозначительно подымал вверх указательный палец, как бы желая сказать: «Тише, тише, внимание!» Видно было, что он сдерживается, чтобы не захохотать. Он даже покраснел от напряжения. Наконец, он снял с головы наушники и посмотрел на Дружинина влажно сияющими розовыми глазами.

- Что там произошло? - спросил Дружинин.

- Рвут и мечут, - сказал Миша.

- По поводу чего?

- По поводу дома Госбезопасности.

- Ага, до них дошло! Подробности сообщают?

- Подробностей не сообщают. Сообщают глухо - террористический акт, совершённый подпольной организацией Дружинина. За вашу голову, товарищ Дружинин, дают десять тысяч рейхсмарок. Это сколько выходит, если перевести на советские деньги?

- Если перевести на советские деньги, это выходит шиш с маслом, - хмуро сказал Дружинин.

Но Пётр Васильевич видел, что он хмурится притворно. Так же, как и Миша, Дружинин делал усилие, чтобы не смеяться. С напускным равнодушием он хрустел пальцами, но в глазах его горело такое злорадное веселье, такое неистовое ликование, что никто обмануться не мог.

- Н-да-с, - невольно поддаваясь настроению Дружинина, сказал Пётр Васильевич. - В хорошенькую компанию я попал. Нечего сказать. Но, однако, как же они узнали, что это… что эту… - он замялся, подыскивая подходящее выражение. -…Что эту, так сказать, оказию произвели именно вы.

- А уж это не беспокойтесь. Наши ребята сразу раззвонили по всему городу.

- Но это, наверное, не слишком хорошо.

- Наоборот. Замечательно. Пусть у них поперёк горла станет этот загадочный Дружинин со своей неуловимой подпольной организацией. Пусть гады не спят по ночам и думают о Дружинине. Пусть чувствуют, что есть ещё бог. Теперь им в каждом тёмном углу мерещится Дружинин. Недавно в районе Усатовых хуторов кто-то напал на румынский военный грузовик и побил румынских солдат. Так вы думаете, кто это сделал? Дружинин! А я эти Усатовы хутора никогда и в глаза не видел. Ничего, мы этих мерзавцев доведём до кровавого пота, - сказал он, стискивая зубы и громко хрустя переплетёнными пальцами. - Будут они у нас знать, как топтать священную советскую землю.