Пион не выходит на связь - [121]

– Саша, зачем они тебя вызывали? – поинтересовалась она у него. – Почему ты молчишь?

– Сказали, что разрешили мне задержаться дома еще на сутки. Они тоже люди и хорошо понимают, что я должен похоронить своего ребенка.

– А я все переживала. Думаю, вернешься ты домой или нет. Вот соседи мне рассказали, что твоего сослуживца Павла на днях арестовали. Говорят, хотел взорвать водокачку.

Александр промолчал и подошел к гробу. Он с минуту постоял над телом дочери, а затем сел рядом на табурет. Сердце его разрывалось от боли и жалости. Он впервые за все это время не сдержал себя и заплакал. Вскоре к дому подъехала выделенная на похороны дочки заводская машина, и началось прощание. Дальше все происходило, словно во сне. Кладбище, запорошенная снегом небольшая могилка и деревянный крест с датами рождения и смерти.

Утром следующего дня Тарасов уехал из города.

***

Александр третий день сидел в камере Чистопольской тюрьмы. Кроме него, в камере находились еще несколько арестованных, среди которых трое были профессиональными уголовниками.

– Эй ты, фашист, – обратился к нему один из воров, – расскажи нам, как ты драпанул с фронта? Что, немцев испугался?

– Я бы посмотрел, как бы ты повел себя там. Наверное, тоже бы в штаны наложил.

– Ты не дерзи, фашист, народу. Мы таких, как ты предателей, быстро здесь опускаем. Так что не забывай об этом.

Уголовник сплюнул на пол и посмотрел на притихших сокамерников. Все они ждали окончательной развязки этой предъявы.

– И еще, фашист, с этого дня ты будешь делать то, что прикажем тебе мы. А начнем с того, что ты должен вымыть хату и парашу.

– А почему я? – спросил Тарасов. – Я мыл вчера, пусть теперь моет пол кто-то другой.

С койки поднялся вор и вразвалочку направился к нему. Остановившись рядом, он достал из кармана заточку, сделанную из ложки, и приставил к его горлу.

– Ты что, не понял, фашист? Мы дважды повторять свои команды не собираемся. Хочешь окочуриться прямо здесь, так и скажи. Я быстро тебе выпишу билет на тот свет, раз – ножичком по горлу – и ты уже там, среди ангелов.

Он с силой надавил лезвием заточки на шею. Александр почувствовал, как из раны по шее потекла кровь. За всем этим зрелищем наблюдали два десятка глаз. Всем было интересно, чем это закончится. Тарасов окинул взглядом сокамерников, все молчали, а на лицах двух воров он заметил улыбки. Неожиданно глаза вора расширились от боли, это Тарасов схватил его небольшую руку в свой кулак и с силой сжал в руке. Заточка со звоном упала на бетонный пол.

– Отпусти, сука! – прохрипел вор. – Порежу!

Но Тарасов с еще большей силой сдавил руку вора. С коек поднялись два дружка вора и, переваливаясь, словно два медведя, двинулись в его сторону. Один из них выхватил заточку и попытался ударить в живот Тарасова. Александр подставил под этот удар своего «пленника». Удар пришелся в печень вора. Он закричал нечеловеческим голосом и, схватившись за раненый бок, повалился на пол. Нападавший человек явно не ожидал подобного развития событий. Он на какой-то миг растерялся, и этого оказалось достаточно для того, чтобы Тарасов нанес ему удар в лицо. Он отлетел в сторону параши и растянулся там. Третий попятился назад. В глазах его был страх. Однако это не спасло его от сильного удара Александра. Вор отлетел в сторону и с силой ударился о стенку. Он выплюнул из окровавленного рта несколько зубов и, заскулив, словно побитая собака, забился в угол камеры.

Металлическая дверь в камеру с грохотом отворилась, и в помещение ворвались несколько охранников, вооруженных винтовками. Один из них с силой ударил Тарасова по голове прикладом. Александр закачался и под ударами прикладов и сапог свалился на пол. Двое конвойных подхватили его бесчувственное тело под руки и волоком вытащили его из камеры. Вслед за ним из камеры вынесли раненого в бок вора.

Тарасов пришел в сознание от холода, который проникал в каждую клетку его избитого тела. Он попытался оторвать голову от пола и с нескрываемым испугом понял, что он этого сделать не может.

«Все, Саша, – подумал он, – видимо, конвой так тебя отделал, что сломал шею. Сейчас тебя парализует, а к утру, ты просто умрешь в этом холодильнике».

Однако паника продолжалась недолго, вскоре он понял, что не может повернуть голову оттого, что у него примерзли волосы к бетонному полу. Он просунул руку под голову и через несколько минут освободил волосы ото льда. Чтобы не замерзнуть, он поднялся на ноги и сделал несколько шагов, едва не разбив в темноте лицо о стенку.

«Итак, четыре шага вдоль и три в ширину, – быстро сосчитал он размеры карцера. – Судя по всему, в соседнем карцере должен был находиться Проценко. Сейчас нужно будет сделать что-то для того, чтобы он обратил на него свое внимание, а затем и вспомнил его при встрече. На все, про все, у него двое суток».

Он попытался угадать, сколько времени он провел здесь, валяясь на бетонном полу, но из-за окружавшей его темноты сделать это не смог. Он подошел к металлической двери и ударил по ней кулаком. Дверь загудела, словно колокол, оглушив его. Время шло, а к двери никто не подходил.

– Эй! Кто-нибудь меня слышит? – громко закричал он. – Конвой!