Пиноктико - [63]

Шрифт
Интервал

Солнца не было, и кому, спрашивается, пришло в голову опускать жалюзи на работе, я не знаю… Не иначе как моему брату… по чистому разуму… Но получилось у него хорошо: вместе с его жалюзями стали опускаться все без исключения жалюзи, на всех окнах здания…

Потом они все поползли в обратную сторону… А потом снова вниз… И так это продолжалось несколько минут: тысячи серых жалюзей с жужжанием ползали вверх и вниз, а наш разговор — о приёме меня на эту работу — выглядел под этот аккомпанемент… как-то всё более странно, я бы сказал…

У меня было примерно такое чувство… Как будто я на самом деле пришёл устраиваться шпионом, а оказалось, что на меня реагирует… автоматика офисных зданий… Что-то в таком духе мелькнуло у меня тогда в голове во время интервью, хотя я не принимал перед этим ничего паранойяльного…

Да, но дома у меня жалюзи опускаются не все сразу, не автоматически…

А вручную и по отдельности…

Я подхожу к одному за другим — ко всем своим окнам… И вполне последовательно опускаю жалюзи, натягивая брезентовый ремешок, похожий на поводок собаки…

Или медведя пу…

Однако в этот раз я пошёл ещё дальше — я наглухо затворил перед этим ещё и ставни…

Что обеспечило мне абсолютную темноту в квартире… И соответственно — хорошее качество изображения на другой стороне… уже глазных, а не оконных век…

Впрочем, через какое-то время я понял, что темнота не абсолютная…

Что-то где-то явно осталось — маленькая пробоина, что ли, в которую вытекала темь…

Но я не мог сообразить, где она… Так что достичь такого изображения, какого мне хотелось, я вчера не мог, пока не уснул…


А потом меня разбудил стук в дверь… Причём он был странным, этот стук… Как будто в дверь барабанили костяшками пальцев… Не очень громко, но отчётливо… И как бы в задумчивости… Раз… И раз… И тишина… И снова — хрясь…

Я встал, вышел в коридор и, стараясь идти как можно бесшумнее, подошёл к двери, глянул в глазок…

Я никого не увидел, но вроде бы услышал шаги… убегавшего по лестнице…

Я почувствовал, что на что-то наступил… Я был босиком… Наклонившись, я увидел человечка, лежавшего на паркете…

Вместо ладоней и стоп у него были синие шарики…

Ростом он был… Наверное, сантиметров десять…

Вот кто кричал на соседей из почтовых ящиков…

Запустив руку в прорезь, сделанную во входной двери, я почувствовал под пальцами края картонных листов…

Мой дверной ящик был забит картоном… «Бумага — это очень важно, Йенс…».

Ну да, потому что он уже лет тридцать как не действовал — ящик, во всяком случае, сколько я себя помнил…

Но картоном он был забит не доверху, остался зазор — в который и угодил пластмассовый человечек — падая вскользь, он попал в забрало двери…

Ребёнок, очевидно, пытался его оттуда достать — своей ручонкой…

Но вместо этого протолкнул дальше — в мою прихожую…

Я знал эту игрушку, не так давно она ползала по стеклу, в трамвае, такой же точно человечек…

Обдолбанные великовозрастные шалуны швыряли его по очереди — на стекло…

Но был ли это он? Я решил проверить… Поэтому я взял его в руку, прошёл в гостиную, размахнулся… И бросил его в окно…

Окно при этом было закрыто — зима на дворе… Услышав, как громко он хрякнулся о стекло, я испугался, что оно треснет…

Но стекло выдержало, и человечек прильнул к нему всем телом…

Секунды три он лежал на спине, совершенно неподвижно… Потом потянулся… Встал в борцовский мостик… То есть на голову и четыре конечности, не отличимые, впрочем, от головы… И начал было крутить сальто… Но снова распластался на стекле — только теперь уже ниже… На этот раз он даже сел… Попытался дотянуться рукой до носка вытянутой ноги… Но снова перекувыркнулся… И припал к стеклу…

Глядя, как он медленно, но верно подбирается к подоконнику, а потом укладывается на нём, как на гигантской постели… Я подумал, что ничего странного не произошло… Соседский ребёнок решил поделиться со мной своей игрушкой, только и всего…

Или ничего он такого не решал, этот ребёнок, просто человечек запал ко мне — случайно…


Почему ребёнок бросал игрушку в мою дверь? Так ведь и не только в мою… Странно было то, что хаусмайстер подозревал в этом меня… Меня, который лежит в своей комнате с опущенными жалюзями и закрытыми веками…

И что самое смешное… Меня, которого, если верить Ахиму, самого по себе подбросили в почтовый ящик — «Йенс, представь себе огромный почтовый ящик…»

«Да уж теперь представляю, — сказал я себе, — после такой визуализации…»

Я поднял человечка и швырнул… На этот раз — в балконную дверь, чтобы он кувыркался по стеклу подольше — до самого пола…

Глядя, как он переваливается через плинтус, я подумал, что хаусмайстер просто брал меня на понт… Пытаясь разрешить загадку, которую ему загадали соседи…

Я ещё немного подумал и решил, что не буду выдавать человечка… Надо ещё разобраться, что это у нас там за мастер… хауса…

И выбрасывать его за дверь — тоже не буду… Ребёночек обойдётся… А мастер пусть идёт подальше, может, найдёт там чего…


На мгновенье мне показалось, что я сплю… Что это — один из матрёшечных снов[83]

Шарики в конце рук и ног его, а также шарик головы были уже не такими клейкими, и когда я бросал его в стекло, человечек совершал отчаянную попытку там задержаться, но это ему больше не удавалось — он падал на пол…


Еще от автора Александр Моисеевич Мильштейн
Серпантин

«Серпантин» — экзистенциальный роман-притча о любви, встроенная в летний крымский пейзаж, читается на одном дыхании и «оставляет на языке долгий, нежный привкус экзотического плода, который вы попробовали во сне, а пробудившись, пытаетесь и не можете вспомнить его название».


Дважды один

Повесть «Дважды один» опубликована в электронном журнале TextOnly, вып. 12 — декабрь 2004.


Контора Кука

Александр Мильштейн — уроженец Харькова, по образованию математик, ныне живет в Мюнхене. Автор романов «Пиноктико», «Параллельная акция», «Серпантин». Его прозу называют находкой для интеллектуалов, сравнивают с кинематографом Фассбиндера, Линча, Вима Вендерса.Новый роман Мильштейна «Контора Кука» сам автор назвал «остальгическим вестерном». Видимо, имея в виду, что герой, молодой человек из России, пытается завоевать Европу, как когда-то его ровесники — Дикий Запад. На глазах у читателя творится динамичная картина из множества персон: художников, программистов, барменов, русских эмигрантов, немецких писателей и совсем каких-то странных существ…


Рекомендуем почитать
Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Рингштрассе

Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.