Пиноктико - [4]

— Неужели прямо вот так взяла и бросила?!

— А ты думал… Ты был в конверте… И скажи спасибо, что кто-то её хоть на это надоумил… Ну перепутал места… От перемены мест, ты видишь… Ergo sum, да… А сколько тогда находили детей в мусорных баках, ты знаешь? Я не хочу это сейчас рассказывать тебе, просто пойми, что твоя мать поступила далеко не худшим образом… И не держи на неё зла… Я уверен, что это была совсем ещё девчонка… И ты, что называется, родился в рубашке: в приёмнике для картин было тепло и сухо, мягкая подстилка… Хотя, сам понимаешь, если бы не счастливая случайность…

— Какая ещё случайность?

— Не загляни я туда в тот день, тебя бы сейчас скорее всего не было… Я не знаю, продержался бы ты неделю… Всё, Йенс, я устал. Я понимаю, что у тебя много вопросов, но ответы на них ты можешь найти, подумав минуту или две… Да, Йенс, человек должен иногда думать, шевелить мозгами… Тебе это не нравится, ты бросил университет…

— Ахим, ничего я ещё не бросил…

— Ладно… Я сделал всё, что мог… Вырастил тебя… А теперь ещё и восполнил… Этакий пробел в твоей биографии… И хватит с меня… Дальше думай сам.

— Ты говорил, что какое-то время вы жили вместе, что Марта исчезла, когда мне было два с половиной…

— Это уже мелочи… Я говорю, включай голову… Ну разве не ясно, что Марта, с которой я тогда жил, считала себя твоей матерью. Так же, как и я — отцом… Да я и сейчас так считаю… А ты… нет?

— Что за глупости! — попытался рассмеяться я. — Отец, неужели ты мог подумать, что я поверю в очередную твою сказку…

— Сказку? А я, по-моему, не так уж и много тебе их рассказывал. Разве что когда ты был совсем маленьким, а Марта растворилась в песках, оставив меня с тобой на руках… А так — ты же знаешь, что я плохой сказочник, Йенс. Жизнь занимала меня целиком… Всё так или иначе было только подготовкой к очередному трюку… Вот только то, что я тебе сейчас рассказал, это был не трюк, Йенс… И даже не трюизм…

— Но зачем ты мне это рассказал?

— Я чувствую теперь какое-то облегчение. Все эти годы видеть тебя и скрывать эту историю… А теперь я хочу побыть один, немного побороться в темноте… Пожалуйста, не надо больше никаких вопросов. Если что, завтра… Я надеюсь, ты придёшь?

— Ну ещё бы, — сказал я, тихонько пожал его руку и ушёл, не подозревая, что только что говорил с ним последний раз…

Штефи сдерживала себя каждый раз — подносила ладошку к губам, вспоминая, что я только что потерял отца, и смеяться, по крайней мере, так вот сразу над его последними словами было бы бестактно… Даже если то, что он сказал напоследок, было шуткой… Всё равно, Штефи — воспитанная девочка… Поэтому она выслушала «мою историю» без смеха.

А потом вполне серьёзно спросила меня:

— Йенс, ты в это веришь?

— Не знаю, что и сказать, — признался я. — Вроде бы как нет… Для импровизации это звучало как-то слишком складно… А в то, что он всю жизнь мог такое скрывать от меня, я тоже не верю…

— Ахим был профессиональный шутник, я же его хорошо знала.

— Но всё-таки я лучше…

— Да? Ну допустим.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Просто он несколько раз серьёзно говорил со мной в твоё отсутствие…

— Серьёзно? Так при чём же тут шутки…

— Прежде чем заговорить на серьёзную тему, он шутил, рассказывал анекдоты, я всегда смеялась, как сумасшедшая…

— Ну хорошо… Но о чём же таком серьёзном Ахим с тобой говорил после этого?

— О тебе. Ахим считал, что ты…

Дальше она стала пересказывать мне то, что я тысячи раз слышал от отца… Я не знаю, как можно быть такой наивной и не понимать, что потому-то Ахим всё это и говорил ей… Что я уже не мог это слышать — я просто затыкал уши и уходил в другую комнату…

Что он говорил? Ну это было типичное отцовское бла-бла-бла… «Учиться, учиться… Ты талантливый, ты даже не понимаешь… Рисовать, танцевать, считать в уме, решать задачки, брать уроки, лепить, лепетать, поступать, защищаться…» Ну, в общем, ясно, да?

Короче, вместо того чтобы пересказывать пересказ и ёрничать по поводу благих намерений отца, я лучше ещё раз опишу коридор больницы, в которой он отошёл, эти стеклянные стеллажи… Я уже их описал вчера… И вычеркнул, решив, что это перебор… Я многое вычеркнул на следующий день, все эти рефлексии…

Но после того, как Ахим стал повторять мне устами Штефи свои нотации… А я чуть не стал их здесь воспроизводить… Я сейчас подумал, что лучше я восстановлю стёртый абзац — о выставке Аннелоры…

Проходя по коридору клиники, в которую доставили отца, я вдруг вспомнил, что однажды там уже был.

Но я не мог вспомнить, кого я там посещал… Вроде некого было…

Я восстановил это в памяти, только когда подошёл вплотную к стеклянным стеллажам, стоявшим вдоль стены коридора…

Это было шесть или семь лет назад…

До этого я не видел ни одной картинки Аннелоры…

Мне нравилась сама художница… Поэтому я и пришёл на её вернисаж, то есть туда, куда она меня пригласила — в эту самую клинику, в Швабинге[3]…

Анни тогда выставлялась везде, где только можно было, в кафе, в праксисах дантистов, проктологов, психиатров… В фойе кинотеатра «Ателье»… Или вот — в одном из корпусов больницы в Швабинге…

Я прошёл по территории больничного комплекса по нарисованному на приглашении плану, вошёл в корпус, пошёл по коридору — он казался бесконечным, но в одном из залов, получавшихся при пересечении этого коридора перпендикулярными ему «больничными улицами», я увидел стеллажи с «объектами»…