Пилсудский - [9]

Сходные мотивы раскаяния будут встречаться и в письмах ссыльного из Сибири. Так, в 1890 году в одном из писем Леонарде Левандовской, его первой известной исследователям возлюбленной, он писал, что мог бы дать властям «слово чести, что больше в подобные 1 марта дела не буду вмешиваться. Однажды я обжегся и то без особого желания, поэтому после такой науки тем более буду осторожен... Вот как приходится расплачиваться за грехи молодости и отсутствие опыта...»[5]. Но это кажущееся на первый взгляд искренним сожаление о непродуманном проступке не помешает ему по возвращении домой без промедления включиться в антиправительственную деятельность.

25 мая 1877 года из московской Бутырской тюрьмы в Иркутск отправили партию из 60 осужденных, в состав которой был включен и Пилсудский. Путь до места ссылки занял все лето и раннюю осень. До Нижнего Новгорода осужденных везли в арестантском вагоне, там пересадили на баржу и по Волге и Каме доставили в Пермь, оттуда поездом до Тюмени, затем снова баржей по Иртышу и Оби в Томск. После двухнедельного отдыха в местной тюрьме начался пеший переход сначала в Красноярск (около 560 километров), а затем в Иркутск (около 1100 километров). Юзеф Пилсудский, как дворянин, преодолел пешую часть этапа на повозке.

Польские биографы Пилсудского, описывая его поездку к месту ссылки, традиционно перечисляют встречавшиеся на этом пути тяготы: комары, антисанитария в тюрьмах по пути следования, духота в трюмах барж и в вагонах, грубость конвоя, холод и, что подчеркивается особо, – отсутствие в партии других поляков. Учитывая, что Пилсудский к этому времени уже достаточно хорошо владел разговорным русским языком, последнее обстоятельство представляется несколько надуманным. Некоторые говорят и о присутствии в партии осужденных уголовников, что вряд ли верно, потому что ее официально называли «первой политической группой». Во время этапа проявилась еще одна черта характера Пилсудского, что видно из его корреспонденции, относящейся к этому времени. Он писал, что его спутники, чтобы отогнать от себя тревожные мысли о том, что их ждет впереди, много шутили и подтрунивали друг над другом или над собой. А Пилсудский не мог настроиться на этот лад, разговаривал мало и не со всеми, предпочитая предаваться своим мыслям и мечтам, которыми ни с кем не делился. По его собственному признанию, в результате усугублялась свойственная ему скрытность характера. И в будущем он редко будет делиться своими мыслями, намерениями и планами даже с близкими ему людьми, что приведет к возникновению между ним и окружающими определенной дистанции.

Иркутск не был конечным пунктом в сибирской одиссее Пилсудского. Местом ссылки для него был назначен городок Киренск, расположенный примерно на 1000 километров севернее. Добраться к нему можно было только по реке, а поскольку на дворе было уже начало октября, то пускаться в путь по воде было уже поздно и нужно было ждать, пока река замерзнет.

Во время вынужденного, более чем двухмесячного пребывания в Иркутской пересыльной тюрьме произошло событие, глубоко врезавшееся в память Пилсудского. Условия содержания в тюрьме были вполне сносными. Часть ссыльных разместили в одиночных камерах, других – в многоместных. Среди последних был и Пилсудский. Днем двери камер были открыты, и их обитатели могли свободно перемещаться по мужскому отделению тюрьмы. Сокамерником Пилсудского был некто Цейтлин, чья невеста, тоже «политическая», находилась в той же тюрьме, только в женском отделении. Тюремное начальство разрешило их ежедневные часовые встречи в канцелярии. Во время одной из таких встреч, 1 ноября, в канцелярию неожиданно вошел полицмейстер, которого Цейтлин, увлеченный беседой, не поприветствовал, как того требовали тюремные правила. В ответ на грубое замечание чиновника последовала не менее резкая реакция ссыльного. Результатом возникшего между ними скандала стал приказ полицмейстера посадить строптивого «преступника» на три дня в карцер. Однако Цейтлин отказался подчиниться приказу и укрылся в камере.

Сокамерники отказались выдать своего товарища пришедшему за ним заместителю директора тюрьмы. Тюремные власти еще раз попробовали разрешить возникший конфликт без насилия, но ссыльные стояли на своем. Ночь прошла спокойно, следующее утро началось как обычно, но потом надзиратели вдруг закрыли на замок двери одиночек. Возмущенные этим ссыльные из многоместных камер освободили своих товарищей, выломав запертые двери. И на этот раз видимой реакции тюремного начальства не последовало. Пришел вечер, и томимые неопределенностью арестанты собрались в одной из камер, чтобы посовещаться, что же им делать дальше. И в этот момент дверь в большую камеру неожиданно была закрыта на ключ. Спустя некоторое время появился полицмейстер в сопровождении солдат и приказал всем покинуть камеру и перейти в другое помещение. Сделать это ссыльные отказались. Последовал приказ офицера солдатам: «Бейте их, ребята, чтобы долго помнили!» Беззащитных узников избили прикладами до бессознательного состояния, а затем выволокли во двор тюрьмы. Пилсудский вспоминал, что пришел в себя в тот момент, когда двое солдат пытались поставить его на ноги. Ничего не соображая, он вырвался от них и побежал в сторону ворот, где также стояли солдаты. Там он был остановлен каким-то унтер-офицером. И именно в этот момент рядом оказался один из догонявших его солдат, который, не раздумывая, ударил его в лицо прикладом, выбив два зуба. Обруганный унтер-офицером, пристыженный, солдат попытался обтереть рукавом шинели кровь с лица своей жертвы, подхватил его под мышки и повел к остальным заключенным, приговаривая при этом: «Ну, варначок, иди! Видишь! Не бунтуй! Ослабел, бедненький?»