Пикассо - [10]
Коро в обмен
"Портрет Вильгельма Уде" (1910, Сент-Луис, Пулитцер). Уде был одним из первых, кто приобрел произведения Пикассо. Он входил в группу, объединенную вокруг Гертруды Стайн. В обмен на портрет он подарил Пикассо картину Коро.
Портрет Амбруаза Воллара
Масло, холст 92x65 см, 1910 Москва, ГМИИ им. А.С.Пушкина.
Натюрморт с соломенным стулом
Беспощадность кубистических деформаций в начале периода кубизма резко обособила произведения Пикассо и Брака. Они чувствовали потребность перенести на холст детали, которые позволят угадывать сюжеты. Они вставляли в картины фрагменты рисунков в реалистической манере и проштампованные письма. Художественный язык не повторял реальность, а ссылался на нее, используя особый инструментарий, но будучи совершенно автономным. Наиболее выдающейся частью этого процесса стало изобретение коллажа. Желая изобразить стул, Пикассо приклеивает на холст кусочек вощанки с отпечатком соломенного плетения стула и окружает картину по периметру веревкой. Это обманчивое изображение на самом деле усиливает отнюдь не обманчивое впечатление от рисунка, утверждая обособленность современного художественного выражения. Это важнейшее произведение, предваряющее многие поэтические творения будущего, от ready-made до поп-искусства. И Пикассо, прекрасно осознавая это, не желал с ним расставаться.
Пикассо часто использовал в картинах титульные листы и страницы ежедневника "Журналь", который тогда читал.
Предметная живопись
Гертруда Стайн писала: "Он начал развлекаться, создавая картины с листами цинка, жести, папье-колле. Из всех этих вещей он создавал не скульптуру, но живопись". "Гитара, ноты и стакан" (1912, Музей искусств Марион Кооглер Мак Ней, Техас).
Натюрморт с соломенным стулом
Масло, холст 29x37 см, 1912 Париж, Музей Пикассо
"Стол с бутылкой и стаканом" (1912)
"Мертвые птицы" (1912, Мадрид, Прадо).
Флейта Пана
С концом войны неугомонный, беспокойный дух авангарда решает перевернуть традицию. Этот рисунок убедительно иллюстрирует способ, которым Пикассо отреагировал своим творчеством на создавшуюся ситуацию. Осознавая свои возможности и считая период кубизма законченным, Пикассо не намеревается более меряться силами с реальностью и бросает вызов самому сокровенному в истории официального искусства.
Внимание к размерам, поддерживавшее творческий поиск в период кубизма, превращается теперь в медитацию на тему классической линии французской живописи, от Пуссена до Давида и Энгра. Даже экономное использование палитры, содержащей теперь исключительно вариации нескольких основных тонов, нацелено на то, чтобы подчеркнуть строгость, которой отмечена данная стадия его искусства. Нельзя недооценить и интерес к греческой и римской живописи и скульптуре, возникший у художника после посещения Помпеев во время поездки по Италии.
Балет
Внизу "Женщины, бегущие по пляжу" (1922, Париж, Музей Пикассо). Это произведение стало символом неоклассического поиска, которому Пикассо посвятил начало двадцатых годов. Картина послужила украшением театрального занавеса для "Голубого поезда", балета, поставленного русским хореографом Дягилевым на музыку Дариуса Мильо и текст Жана Кокто.
"Флейта Пана" - одна из важнейших картин "неоклассического периода" в творчестве Пикассо. Он возрождает множество фрагментов прошлого в композиции своей картины: "Купальщицу" Сезанна, "Аполлона и Марсию" Перуджи но и даже несколько помпейских фресок, изображающих Пана и нимф, увиденных им в 1917 году во время поездки в Италию.
Флейта Пана
Масло, холст 205x1745,1923 Париж, Музей Пикассо
Танец
Характерной чертой живописи Пикассо является умение одновременно проводить исследования в самых различных, казалось бы далеких друг от друга направлениях.
Например, эта картина по своей манере коренным образом отличается от великих "неоклассических" работ той эпохи. Такого рода композиция не смогла бы существовать без опыта кубистского периода (это очевидно при взгляде на фигуру танцовщицы в центре), но теперь Пикассо обращается к живописи, отдающей дань двухмерности изображения. Цвет становится необычайно живой и важной деталью, что прежде было необычно для произведений Пикассо, тогда как символический смысл в картонах этого периода не столь подчеркнут и необходим, как раньше: фигуры возникают из скрученных линий и зигзагов (взгляните на танцовщицу, изображенную слева), которые можно найти также в произведениях еще одного каталонца, живущего в Париже, - Жоана Миро. Это ,несомненно, свидетельствует о влиянии сюрреализма на его работы.
Снова кубизм
Лицо центральной танцовщицы в "Танце" напоминает образ с картины "фигура" 1927 года, помещенной внизу. Особая манера искажения черт, типичная для живописи Пикассо, стала заключительным открытием его художественного поиска, начатого в период кубизма.
1925 год стал решающим для Пикассо: он участвовал в выставке, объединившей произведения Андре Массона, Жоана Миро, Мана Рея, Пауля Клее и Ханса Арпа. Тем не менее Пикассо не присоединился к новому сюрреалистическому движению и часто критиковал его.
«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.