Пикассо - [9]
Смерть Казаджемаса, друга художника, стала источником вдохновения для Пикассо, который заявил: "Я начал писать в голубых тонах, думая о Казаджемасе".
Прощание
Внизу - другой рисунок, связанный со смертью друга, "Воскресение" (1901, Париж, Городской музей современного искусства). Композиция отсылает нас к работе Эль Греко.
Жизнь
Масло, холст 1963x1283 см, 1903 Кливленд, Музей искусств
В эту эпоху цирковые сюжеты были в моде среди художников, и члены "банды Пикассо" прилежно посещали цирк Медрано. Многие картины "розового периода" родились в этом мире (как и "Мать и сын", см. стр. 11), в русле традиции, сформировавшейся среди художников второй половины девятнадцатого века. Первые сюжеты в этом жанре в картинах Пикассо совпадают по времени появления с перемещением его палитры из голубой части спектра в розовую. В это время Пикассо, похоже, исследует стиль французского классицизма. Размер холста подсказывает художнику модель горизонтального изображения, типичную для больших настенных циклов, тогда как расположение фигур напоминает сюжеты, повторяющиеся в неоклассической живописи: группы атлетов на природе. Просторный, почти пустой фоновый пейзаж заставляет увидеть здесь проявление тенденции к двунмерности, характерной для декоративных работ Пикассо двадцатых годов.
Согласно биографической интерпретации, изображенные персонажи наиболее прилежные члены "банды Пикассо": сам художник изображен в виде Арлекина, стоящего спиной к зрителю.
Семья и меланхолия
Внизу помещена картина "Семья акробатов" (1905, Гетеборг, Музей искусств), вариация на цирковую тему. Меланхолическая атмосфера кажется еще беспокойнее благодаря присутствию обезьяны.
Клоун и акробаты
Семья бродячих комедиантов
Масло, холст, 212 х229 см, 1905 Вашингтон, Национальная художественная галерея
Другие примеры картин на цирковые сюжеты: "Семья жонглеров" (1905, Балтимор, Музей искусств);
"Семья циркачей" (1905, Москва, ГМИИ им. А.С.Пушкина).
Авиньонские девицы
Одно из важнейших произведений не только Пикассо, но и всего искусства нашего столетия, эта картина представляет собой кульминацию работы художника над объемной передачей формы, проделанной в серии эскизов 1906 года, посвященных тематике "негритянской" скульптуры, а также скульптуры испанского средневековья. Здесь все еще чувствуется и влияние картин Сезанна. Результаты этой работы легко прослеживаются в лицах изображенных справа фигур, а также в умелой передаче плотного, насыщенного пространства. Картина, которую Пикассо оставил незаконченной, может также считаться первым шагом к деформации, присущей будущему кубизму, особенно это относится к фигуре женщины на корточках, помещенной справа. Рисунок вызвал неоднозначный резонанс среди парижских художников: его влиянию Жорж Брак обязан появлением своего "Grand пи". Его отдаленное воздействие можно увидеть и во многих других произведениях, таких, как "Три Грации", вписанные Робером Делоне в картину "Город Париж".
Сюжет картины являет собой воспоминание художника о доме терпимости в Барселоне, находившемся в "Каррер де Авиньо". Первоначальное название картины, "Философский бордель", похоже, было подсказано художнику его друзьями Максом Жакобом и Гийомом Аполлинером. Вначале Пикассо предполагал изобразить пять женских фигур и две мужские. Настоящее название было дано уже в послевоенные годы.
Жестокая улица и шедевр
"Авиньонские девицы" не завоевали мгновенного успеха. Их считали позором для французского искусства. Произведение, одной из стадий подготовки которого явилось создание "Пяти женских фигур" (1907, Филадельфия, Музей Современного Искусства), оставалось в мастерской Пикассо до 1920 года, когда его приобрел коллекционер Жак Дусе. Впервые оно попадает на выставку только в 1937 году.
Авиньонские девицы
Масло, холст 244 x233,7 см, 1907, Нью-Йорк Музей современного искусства
Портрет Амбруаза Воллара
Один из самых известных портретов работы Пикассо, пример свойственных кубизму приемов декомпозиции. Амбруаз Воллар был парижским торговцем предметами искусства, его галерея принимала величайших французских художников, начиная с импрессионистов. Воллар еще в 1901 году распознал талант Пикассо.
Тут его лицо разъято, разделено на грани: большие геометрические плоскости произведений, непосредственно предшествующих возникновению кубизма, здесь теряют связи, гарантировавшие органичность формы, требуя от зрителя интеллектуального понимания. Цвет изображения стремится к унификации, рождается общий тон, который - как уже было во время "голубого периода" - граничит с монохромностью. Через несколько лет, с распространением кубизма среди других французских художников, портрет станет своего рода эталоном, стандартом "а ля Пикассо". Приведем в качестве примера "Посвящение Пикассо" работы Хуана Гриса, где декомпозиция изображения следует сложному геометрическому образцу портрета Воллара.
В картине поражает прежде всего неожиданный угол зрения, благодаря которому можно видеть даже затылок головы Воллара. Кроме портретов Воллара и Уде Пикассо создает также и портрет своего друга, торговца Даниэля Канвейлера.
«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.