Пифагор - [71]
«Он внушал такое удивление, что даже ближних его называли вещателями божьего гласа; сам же он в своем сочинении утверждает, что вышел к людям, пробыв двести семь лет в Аиде» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 14). Тут опять отразилось представление о Пифагоре как о божестве: раз его ближние — носители божьего гласа, то, значит, сам он и есть бог. Далее упоминается о пребывании философа в Аиде (подземном царстве), причем со ссылкой на его сочинение. А ссылка эта — ложная, поскольку Пифагор письменных трудов не оставил. Несомненно, позже кто-то что-то написал и поставил авторитетное имя Пифагора. Этакий «плагиат наоборот», если можно так выразиться, — вещь довольно распространенная у античных греков. Вот так-то и рождались побасенки о том, как Пифагор сидел под землей.
Диоген Лаэртский еще довольно сдержан в перечислении чудес Пифагора. Другие биографы нашего героя, Порфирий и Ямвлих, описывают их куда более увлеченно.
«Если верить рассказам о нем старинных и надежных писателей, то наставления его обращались даже к бессловесным животным. В давнийской земле (область на юге Италии. — Я. С), где жителей разоряла одна медведица, он, говорят, взял ее к себе, долго гладил, кормил хлебом и плодами и, взявши клятву не трогать более никого живого, отпустил; она тотчас убежала в горы и леса, но с тех пор не видано было, чтобы она напала даже на скотину. В Таренте он увидел быка на разнотравье, жевавшего зеленые бобы, подошел к пастуху и посоветовал сказать быку, чтобы тот этого не делал (пифагорейское учение запрещало есть бобы. — И. С). Пастух стал смеяться и сказал, что не умеет говорить по-бычьи; тогда Пифагор сам подошел к быку и прошептал ему что-то на ухо, после чего тот не только тут же пошел прочь от бобовника, но и более никогда не касался бобов, а жил с тех пор и умер в глубокой старости в Таренте при храме Геры, где слыл священным быком и кормился хлебом, который подавали ему прохожие. А на Олимпийских играх, когда Пифагор рассуждал с друзьями о птицегаданиях, знамениях и знаках, посылаемых от богов вестью тем, кто истинно боголюбив, то над ним, говорят, вдруг появился орел, и он поманил его к себе, погладил и опять отпустил» (Порфирий. Жизнь Пифагора. 23—25).
Тут повествуется об особой группе чудес, связанной с животными. Пифагор представлен как человек, наделенный сверхъестественными способностями, имеющий власть и над животным миром и знающий «язык» зверей и птиц. Мотив этот, вообще говоря, весьма распространенный в религиозных традициях мира. Даже и в христианских преданиях мы неоднократно встречаем рассказы о подобного рода деяниях святых. Достаточно вспомнить хотя бы о Сергии Радонежском, к чьей уединенной лесной келье приходил медведь и смиренно принимал пищу из рук подвижника, или о Франциске Ассизском, который проповедовал птицам… Но именно применительно к Пифагору такие легенды выглядят особенно органичными. Ведь этот мыслитель в связи со своей идеей о переселении душ из тела в тело (причем душа человека после его смерти может перейти и в тело животного) подчеркивал глубинное родство мира людей и животного мира.
Тут же Порфирий упоминает уже известное нам «чудо с рыбами» (это эпизод, в котором Пифагор смог назвать рыбакам точное число рыб в их неводе). Чуть ниже сообщает он и о разговоре Пифагора с рекой, и о его золотом бедре, а также приводит примеры и еще некоторых чудесных событий:
«В один и тот же день он был и в италийском Метапонте, и в сицилийском Тавромении, и тут и там разговаривая с учениками; это подтверждают почти все, а между тем от одного города до другого большой путь по суше и по морю, которого не пройти и за много дней… А когда однажды друзья его, глядя на подплывший корабль, гадали, прицениваясь, о его товарах, Пифагор сказал: "Быть у вас покойнику!" — и точно, на подплывшем корабле оказался покойник. Бесконечно много и других рассказов, еще более божественных и дивных, повествуется об этом муже согласно и уверенно; короче сказать, ни о ком не говорят так много и так необычайно. Рассказывают также и о том, как он безошибочно предсказывал землетрясения, быстро останавливал повальные болезни, отвращал ураганы и градобития, укрощал реки и морские волны, чтобы они открыли легкий переход ему и спутникам…» (Порфирий. Жизнь Пифагора. 27—29).
Ямвлих в красочном описании аналогичных эпизодов не отстает от Порфирия. Во многом он его повторяет чуть ли не дословно[128], но порой добавляет и новые детали:
«В Сибарисе Пифагор, взяв в руки большую ядовитую змею, затем отпустил ее, и точно так же в Тиррении он брал в руки маленькую змею, укус которой был смертелен. В Кротоне, как говорят, он гладил белого орла, и тот сидел спокойно. Когда кто-то захотел послушать его, он сказал, что не станет говорить, пока не появится какое-нибудь знамение, и после этого в Кавлонии появилась белая медведица. Человека, собирающегося сообщить ему о смерти сына, он опередил, сказав о ней сам… Поскольку относительно Пифагора нет разноречий и невозможно, чтобы об одном человеке все говорили одинаково, полагают, что разумно воспринимать сказанное им как слова существа высшей природы, а не просто человека. Да и загадочное изречение указывает на это. Ибо есть у пифагорейцев такое изречение:
