Пиджин-инглиш - [16]

Я:

— Это все потому, что я черный. Если бы ты был как я, они бы тоже приняли тебя в свою компанию.

Дин:

— Да не хочу я к ним, они только и умеют людей грабить. Не связывайся ты с дебилами.

— Я только прикидываюсь, чтобы не очень цеплялись.

Дин:

— Ненавижу их.

Я:

— Я тоже.

Кто-то выбросил на траву старый матрас. На нем уже кувыркалась тьма детишек поменьше. Мы велели им убираться.

Дин:

— Проваливайте! В бубен захотели?

Ну, смотреть-то мы им позволили. Я совершил прыжков десять, Дин — пять. Прямо как на настоящем батуте. Я взлетал высоко и даже проделал в воздухе двойной кульбит (ну, почти). Мелкота пришла в восторг. Круто было. Мы позабавились всласть и почти забыли про неприятности.

Мы решили завладеть матрасом. Хочешь попрыгать — плати 50 пенсов. Это Дин придумал.

Дин:

— Соблюдайте правила. Не больше двух человек на матрасе за раз, и ботинки снимайте.

Мы бы миллион срубили. Точно. Но тут появился Терри Шушера с Эшафоткой, и собака нагадила на матрас. После этого прыгать на нем уже не хотелось.

Я:

— Эшафотка, поганая засранка! Весь кайф обломала.

Терри Шушера:

— Извините, чуваки! Собачке же надо сделать свои дела.

Крышу для папиной лавки я сделал очень крепкую. Папе понравилось. Он сказал, что крыша переживет его и меня вместе взятых. Под ней будет сухо в дождь, а в солнечный день прохладно. Мы покрыли листами железа деревянную обрешетку. Ее сделал папа, а шурупы завинтил я. Папа показал мне, как это делается, и я все выполнил в лучшем виде. Это несложно. Дождь стучит по крыше очень громко, даже если чуть моросит, кажется, будто льет как из ведра. Под железными листами на душе спокойно, и чувствуешь в себе силу оттого, что сделал все сам.

Над крышей мы трудились кучу времени. Но когда закончили, лавка стала куда круче, чем раньше. Мы с папой на радостях осушили бутылку пива. Большую часть выпил папа, но и мне чуть-чуть досталось. Я совсем не опьянел, просто стало весело и в горле горело. Мама, Лидия, Агнес и бабушка Ама пришли полюбоваться новой лавкой. Всем понравилось. Все улыбались, рот до ушей.

Мама:

— Ты сам все сделал? Умница.

Я:

— Мне папа помогал.

Бабушка Ама:

— Помощник из него хороший?

— Немного с ленцой.

Папа:

— Ну, ты! Потише там!

Я:

— Шутка.

Под крышей мы повесили фонарь, чтобы лавка могла работать по вечерам. Агнес попискивала от восторга. Маленькие — они обожают всякие висюльки и непременно хотят потрогать. И Агнес обожгла себе пальчики, расплакалась. Я поцеловал обожженные места, пососал. Моя слюна мигом все излечила.

Что папа ни сделает, у него выходит здорово — стулья получаются удобные, а столы такие прочные, что хоть пляши на них. Мебель папа делает из бамбука. Даже если ящики деревянные, рама — бамбуковая, такой это прочный и надежный материал. Его легко разрубить мачете или распилить пилой. Только пилить надо аккуратно, чтобы линия вышла прямая. Надо призвать на помощь всю свою фантазию и постараться.

Папа:

— Если ты ровно отпилил бамбук, то и с ногой у тебя дело пойдет легко. Никакой разницы. Хорошая тренировка. Представь себе, что бамбук — это чья-то нога и ее надо отрезать ровненько, чтобы спасти жизнь больному.

Я:

— Но я не хочу никому отпиливать ногу.

Папа:

— А вдруг придется? Доктор пациентов не выбирает. Они доверяют ему свои жизни.

Это было давным-давно, когда я еще хотел стать врачом. И пилить я старался аккуратно, будто настоящий хирург, и чтобы пациенту было не так больно, даже старался поймать отпиленный кусок — часть ноги.

Папа:

— А теперь живенько положи в лед! Может, еще пригодится кому.

Я:

— Но это ведь никуда не годная нога.

Папа:

— Для одного негодная, а другому, может, в самый раз. Деревенщине какой-нибудь.

Словом, весело было.

* * *

Не понимаю, почему мама работает по ночам. Несправедливо это. Почему бы детишкам не рождаться только днем?

Мама:

— Они приходят на свет, когда захотят. Ты вот родился ночью. Ждал, пока звезды появятся.

Лидия:

— И тогда еще было полнолуние, поэтому ты получился такой вредный.

Я:

— Ничего я не вредный!

Если бы мама была дома, Микита не торчала бы постоянно у нас. Я ее впустил только после того, как она пообещала не целовать меня взасос.

Микита:

— О'кей, о'кей. Обещаю. Чего это ты добиваешься, да настойчиво так?

Я:

— Не приставай ко мне!

Микита:

— Не будь таким противным, сочный мой. Ну, извини.

Я снял цепочку и отодвинул засовы. За спиной я прятал давилку для картошки — на случай, если придется отбиваться.

Микита и Лидия носятся со своими карнавальными костюмами. Обе хотят нарядиться попугаями. Трико — оно и есть трико, только и радости, что все в перьях. Из Лидии вышла вылитая ощипанная курица. И перья не настоящие, девчонки притащили их из танцевального клуба. Некоторые перышки розовые. А розовых попугаев не бывает.

Лидия:

— Нет, бывает. Я сама видела.

Я:

— Это фламинго розовые. Не бывает розовых попугаев, говорю тебе.

Микита:

— А вот языки у нас розовые. Полюбуйся.

И она показала мне свой язык. Он у нее извивался, словно большой червяк. Мерзость какая.

Если у девчонки сережка в языке, значит, дура. Все тут так думают.

Микита показала мне свой танец. Мне не понравилось. Трясла сиськами как чокнутая, прямо в нос мне их совала. В общем, выжили меня. Я ушел в свою комнату и включил сидишник (всего пятерка у часового доктора на рынке). Офори Ампонса вполне сгодится, чтобы заглушить тупой голос Микиты.