Пианистка - [66]

Эрика вытаскивает из портфеля письмо, на всякий случай плотно заклеенное, и протягивает его Клеммеру жестом, который она дома мысленно представляла себе тысячу раз. В письме написано, какой поворот примет в будущем некая любовь. Эрика описала все, о чем не хотела сказать вслух. Клеммер думает, что письмо заключает в себе нечто несказанно чудесное, о чем можно только написать. Он ярко светится, как луна над отрогами гор. Как ему этого не хватало! Он, Клеммер, в силу постоянной работы над своими чувствами и над их выразительной силой, сегодня наконец-то счастливым образом оказывается в состоянии высказать все сокровенное в любой момент и вслух! Да, он установил, что на всех производит хорошее и свежее впечатление его привычка всюду опережать других, чтобы высказаться первым. Только не робеть, это ничего не даст. Что касается его, он, если нужно, готов громко кричать о своей любви. По счастью, этого не нужно, потому что об этом никто не должен слышать. Клеммер откидывается в кресле, уплетает за обе щеки мороженое и с большим удовольствием рассматривает самого себя на экране кинотеатра, где крутят фильм на щекотливую тему об отношениях молодого человека и стареющей женщины и где все как в жизни. В роли второго плана — нелепая старая мать, горячо мечтающая о том, чтобы вся Европа, Англия и Америка были очарованы небесным звучанием, которое уже много лет подряд может извлекать из инструмента ее дитя. Мать явно желает, чтобы ее дитя тушилось и парилось в материнских объятиях, а не в кастрюле чувственных любовных страстей. «Под паром чувство быстрее упреет, а витамины лучше сохранятся», — отвечает Клеммер матери, давая ей добрый совет. Самое большее через полгода он утолит Эрикой аппетит и займется поисками нового вкусного блюда.

Клеммер бурными поцелуями покрывает руку Эрики, передавшую ему это письмо, он говорит: «Спасибо, Эрика». Ближайшие выходные он уже намерен полностью посвятить этой женщине. Женщина вне себя оттого, что Клеммер намерен вломиться в ее святыню, в выходные, которые она проводит сама по себе, и отказывает ему в этом. Она тут же выдумывает какую-то отговорку, объясняющую, почему именно на этот раз, а возможно, и в следующий, и через следующий, ничего не получится. «В любой момент мы можем позвонить друг другу», — пускается она на явную ложь. Поток течет в ней сразу в двух направлениях. Клеммер многозначительно шелестит таинственным конвертом и озвучивает тезис, что Эрика, вероятно, не имела в виду того дурного, что необдуманно вырвалось у нее. Лозунг дня звучит: мужчину нельзя подогревать, не поощряя его.

Эрике не стоит забывать, что каждый год, который для Клеммера просто прожитый год, в ее возрасте считается по меньшей мере за три. Эрике нужно быстро ухватить эту удачу за хвост, — по-доброму советует ей Клеммер, сжимая во влажной от пота руке письмо, а другой рукой робко ощупывая учительницу, словно курицу, которую он собирается купить, однако прежде просит назвать цену и прикидывает, соответствует ли цена возрасту несушки. Клеммер не знает, по каким признакам определяют возраст курицы, которую покупают на суп или на жаркое. По своей учительнице он может точно определить, ведь у него есть глаза: она уже далеко не молода, но довольно хорошо сохранилась. Ее вполне можно было бы назвать аппетитной, если бы не несколько потухший взгляд. А еще его постоянно подзадоривает то, что она ведь его учительница! Ему так и хочется сделать ее своей ученицей, по крайней мере один раз в неделю. Эрика ускользает от ученика. Она снова лишает его тела и долго и смущенно сморкается. Клеммер расписывает красоту ее лица яркими и свежими красками. Природа этой свежести знакома ему по туристским походам. Скоро, очень скоро он вместе с Эрикой растворится в природе и будет любоваться ею. Там, в самом густом лесу, они будут возлежать на толстых подушках мха и есть пищу, прихваченную с собой. Там никто не увидит, как молодой спортсмен и музыкант, способный выдержать любую конкуренцию, барахтается с постаревшей женщиной, которая боится конкуренции со стороны женщин помоложе. Клеммер догадывается, что самое волнующее в возникающей любовной связи — ее скрытность.

Эрика умолкла, ни глаза ее, ни сердце не распахнуты широко. Клеммер чувствует, что наступил момент, когда он задним числом может основательно исправить все, что учительница перед этим наговорила о Франце Шуберте. Он внедряется в дискуссию, проявляя себя как личность. Он любовно поправляет портрет Шуберта, принадлежащий Эрике, и выставляет себя в выгодном свете. Споры, в которых он останется победителем, с этого момента станут все многочисленнее, — вещает он своей возлюбленной. Он любит эту женщину не в последнюю очередь из-за ее богатого и ценного опыта в области музыкального репертуара, однако это не может на долгое время заслонить тот факт, что он обо всем осведомлен намного лучше. Это доставляет ему огромное наслаждение. Когда Эрика пытается что-то возразить, он поднимает вверх палец, чтобы подчеркнуть свое мнение. Он — дерзкий победитель, а женщина робко забаррикадировалась за роялем, прячась от поцелуев. Настает момент, когда слова умолкают и побеждает чувство, прочное и сильное.