Пейзаж с убийцей - [42]

— И в наше время убивали, — сказал крестный, жадно затягиваясь. — Но не для баловства же!

— А это для баловства, думаете?

— А для чего еще? Кому Мишаня мог дорогу перейти? Скромный парень, студент. У него один враг был — Марадзе, но он поджилками не вышел человека по голове бить. Хотя… Кто их знает, мусульман…

— Грузины — христиане.

Он недоверчиво поднял брови. Мимо них проехал автобус, завернул к остановке. Елена поняла, что не успевает, и что ждать следующего теперь придется не меньше часа. Но все же сбавила шаг.

— Я так понял, что у вас к свадьбе дело идет, — сказал мужчина. — Удивился, что Анна ничего не сказала.

— Анна — это кто?

— Мать Мишанина. Вы не знакомы?

— Еще нет…

— Что ж он тебя в пятый дом повел-то? Неужели купить уговаривал?

— Это я его себе купить хотела. А он, наоборот, отговаривал.

— И правильно. В этом доме человека убили. Шутка ли!

— Да, я слышала. Но ведь это десять лет назад было… Я не суеверная, призраков не боюсь. Кстати, Миша сказал, вы тогда участковым были?

— Да. Я первым на осмотр выезжал… Ты говоришь: не суеверная, а суеверия здесь ни при чем. Ты бы видела, что там творилось! Я мужик, и то меня чуть не вырвало! Он на полу валялся, голова почти отрезанная, кровищи… В подпол лужа огромная натекла.

— Говорят, друзья его? Пьяная драка?

— Ну, был он немного выпившим, но не сильно… Это не друзья — так, случайные приятели.

— Чего не поделили?

— Так и не выяснили. Мямлили всякую ерунду. Их где-то через пару месяцев взяли, в Новосибирске…

— Может, у него ценности какие-нибудь были?

— Да какие ценности! — Крестный сделал последнюю затяжку, выбросил окурок в сторону. Они стояли на автобусной остановке, глядя не друг на друга, а на проезжающие машины. — Не было ничего у Штейнера. Может, подворовывал, ко по мелочам. Правда, и ребята эти мелочевкой были…

— А как доказали, что это они?

— Нож возле тела валялся. Тесак такой огромный, мясницкий… На нем отпечатки. По ним и взяли.

— Они еще сидят?

— Да, еще сидят. У Ордынского вообще срок огромный… Видишь, как ты все хорошо у нас знаешь! — Он недобро полоснул по ней взглядом, снова отвел глаза в сторону.

— Миша рассказывал. Интересно же.

— Что ж тут интересного?

— Детектив!

— Да, это теперь модно, — согласился он. — Значит, ты из-за убийства насчет дома передумала?

— Нет. Из-за другого. — Два месяца назад, когда Елена впервые приехала в Корчаковку, когда кидалась к первому встречному с вопросами об утонувшем старике, разговор с этим бывшим участковым показался бы ей подарком. Но теперь не хотелось. Пооткровенничала с Михайловым, хватит. Ей снова стало страшно — и это был не абстрактный страх перед чем-то непонятным, который она испытывала еще вчера, нет, теперь ей казалось, что опасность тихо и холодно дышит в спину. — Я тут вашей Долгушиной не понравилась, — сказала она. — Она мне тоже, честно говоря. И вдруг я узнала, что эта противная старуха не только соседка, но еще и соседка с обеих сторон. Я решила, что это уж слишком.

— Да она больше волну гонит, — сказал крестный. — Настоящего вреда от нее нет. Но, конечно, не лучший вариант.

— Да вот ей и надо этот пятый дом купить. У их семейства целая улица получится.

— Откуда у нее деньги…

— А зачем она так странно купила дома? Через один?

— Ну, тот, в котором теперь ее сын живет, всегда их семье принадлежал, но тесновато было, давно она мечтала расшириться. Но не штейнеровский же ей покупать? На него у нас охотников не было. А с невесткой хотелось разъехаться. Вот она и выбрала этот — он году в девяносто третьем освободился. Близко, удобно, да и недорого.

— Сколько тогда дома стоили?

— Да я разве помню… Мало стоили, у Долгушиных никогда денег особых не было.

— А правда, что ее муж вор?

— Не вор. Но не последний человек в воровском мире. Смотрящим он здесь был. Не знаешь, что это такое? Ну, и не надо тебе лишней информацией голову забивать… У нас тут каждый второй… Многие оседали на обратном пути с лагерей. Здесь ведь спокойно, хорошо, не то что в России… И от властей подальше. Так что этим здесь не удивишь.

— Он жив?

— Кто?

— Долгушин?

— Умер. Уже лет пять как… Она одна живет…

Елене хотелось задать главный вопрос, но она снова подумала, что надо быть осторожнее. Тут, как нарочно, из-за поворота вывернул автобус.

— Я завтра уезжаю, — сказала она крестному. — Но постараюсь в больницу успеть.

— Тебя к нему не пустят, — мужчина вздохнул. Он по-прежнему не смотрел на нее. Казалось, что он с завистью и тоской провожает проезжающие машины.

Зашипели, открываясь, двери. Елена поднялась в салон, глянула сквозь грязное стекло на бывшего участкового. «Может, надо было поговорить? — подумала она. — Даже имени не спросила… Миша его как-то называл… Дядя Витя, кажется?»

Она расположилась на заднем сиденье, вынула пластиковую папку, аккуратно расправила, открыла. В салоне было темновато — она поморщилась, вглядываясь в записи.

«Итак, первый листочек — это, видимо, напоминание о том, что мы должны с Михайловым встретиться. Правда, на субботу мы не договаривались — мы договаривались на пятницу. Но кто же знал, что я весь день проваляюсь в кровати? Я сама не знала! Предположим, он обнаружил что-то интересное именно в пятницу и тогда записал для себя: обязательно встретиться в субботу. А может, он должен был увидеться еще с кем-то?»