Пейзаж с падением Икара - [28]

***

В дверь постучали, когда я готовил ужин. На пороге стояла незнакомая женщина — большие карие глаза, мальчишеская стрижка. У нее был испуганный вид, и минуту мы молча смотрели друг на друга.

— Я, наверно, ошиблась дверью, — сказала она, — мне нужен Андрей Карский.

— Это я.

— Ой!

Повисла тишина.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил я.

— Извините, я не представилась — я Анна. Я привезла вам коробки.

— Э-э-э… ну, спасибо, конечно. А что за коробки, если не секрет?

— А разве папа вас не предупредил?

— Видимо, нет. А кто ваш папа?

— Дмитрий Михайлович. Марейский.

Я поперхнулся.

— Вы — его дочь?

— Ну да, а что вас удивляет?

— Ничего, просто… как вы узнали, где я живу? Я ведь только сегодня утром вещи перевез.

Анна улыбнулась, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.

— В этом весь он. Знать — его кредо. Коробки в машине, идемте.

Через семь минут в коридоре стояли две коробки, набитые архивными документами, фотоальбомами — то есть тем самым барахлом, среди которого мне предстоит искать связь между мертвым художником и его предполагаемым внуком. Коробки были необычайно тяжелыми, и, затащив их в квартиру, мы долго не могли отдышаться.

— Сколько вам лет? — вдруг спросила Анна — видимо, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Искусствоведов, как и женщин, не принято об этом спрашивать, — ответил я.

— Понимаете, я ожидала увидеть седеющего профессора, а вы… вы…

— Вас смущает отсутствие у меня седины?

— Н-н-нет. Просто я читала вашу книгу.

— И?

— Мне не понравилось.

— О… даже так?

— Да. По-моему скукотища, — она заглянула в одну из коробок, достала серую, затертую папку и стала листать ее. — Скажите, вы правда думаете, что папа может быть внуком этого художника, Дмитрия Ликеева?

— Нет, — сказал я.

Она улыбнулась.

— Вы чересчур честны.

— Вы тоже.

— Но если вы не верите в его фантазии, зачем тогда согласились?

— Деньги.

— Неправда, — она покачала головой. — Людей, которых легко купить, он презирает. Если он заключил с вами сделку, значит, вы отвергли все его подачки и — завоевали уважение, — она внимательно разглядывала меня. — Он ведь предложил вам что-то большее, чем деньги, нашел вашу болевую точку, верно? А чем это пахнет?

— В смысле?

— Запах, — она потянула носом. — Что-то горит.

— Ч-ч-черт! — Я метнулся на кухню и открыл духовку, в лицо ударил горячий дым. Обмотав руку полотенцем, я вытащил противень и грохнул его на стол.

— Нужно открыть окно! — я дернул за ручку, но рама не поддалась. Еще раз! Еще! — заклинило.

— Дайте я! — она оттолкнула меня и одним рывком распахнула створки. Дым потянулся на улицу.

— Что это было?

— Это… курица. Была, — сказал я, глядя на обугленную корочку.

— Вы умеете готовить?

— Немного.

— Надеюсь, в живописи вы разбираетесь лучше, чем в кулинарии. — Интонация ее была отнюдь не похвальной.

— Что-то я не понимаю, — сказал я. — Вы пришли сюда поворчать? И книга вам моя не нравится, и кулинарные таланты раздражают.

Повисла тишина. За окном прокатилась сирена скорой помощи.

— Нет, извините, — смущенно, почти шепотом, сказала она. — Дело не в вас, это все отец. Я приехала сюда, чтобы посмотреть на вас. Я надеялась, что вы шарлатан, который под предлогом идиотского расследования пытается стрясти денег с моего отца. Но вы, я вижу, и сами не в восторге от всей этой чехарды.

Я ничего не ответил, лишь пожал плечом.

— Я зла на него, понимаете? Простите, что сказала плохо про вашу книгу. На самом деле она мне понравилась. Я почти ничего не поняла, но историю жизни Ликеева вы описали очень интересно.

— Ну, спасибо… наверное.

Она села за стол и долго смотрела на кремированную курицу. Я сел напротив.

— А что не так с вашим отцом?

— В последнее время — все. Он стал ужасно мнителен с тех пор, как отошел от дел. Ему почему-то кажется, что он скоро умрет. И еще эта навязчивая идея о восстановлении генеалогического древа. Он и раньше тратил много сил, пытаясь найти «связь поколений». Но это были короткие периоды. А потом он прочитал вашу книгу, и его увлечение превратилось в настоящую одержимость. Он боится умереть сиротой, понимаете? — она посмотрела мне в глаза и вдруг сказала. — Отвернитесь.

— Что?

— Я говорю: отвернитесь.

— Зачем?

— О господи! Вам что, сложно отвернуться на пару секунд или закрыть глаза?

Я устало вздохнул и закрыл лицо ладонями.

— Всё, открывайте.

Я раздвинул пальцы и увидел в самом центре круглого стола, рядом с обугленной курицей цилиндр — точнее, пачку денег, скрученную в цилиндр и перетянутую синей резиночкой.

— Это что?

— Ваша премия.

— За какие заслуги, если не секрет?

Она облизнула губы, набираясь смелости, потом заговорила очень быстро, проглатывая знаки препинания:

— Я хочу чтобы вы в самое ближайшее время нашли все нужные доказательства даже если их не существует придумайте их главное чтобы они были максимально достоверны чтобы папа вам поверил.

Повисла тишина.

— Позвольте, я уточню: вы просите меня фальсифицировать доказательства?

— Я просто хочу, чтобы мой отец обрел покой.

— И для этого я должен солгать ему, так? Забавно, я ведь только вчера читал лекцию о фальсификациях, и вот теперь…

— Послушайте, Андрей, я больше всех заинтересована в вашем успехе. Но вы сами три минуты назад признались мне, что не верите в папину теорию. Поэтому я и прошу вас об услуге.