Пейзаж души: «Поэзия гор и вод» - [21]

На следующий год в четвертую луну поднимается на гору Тайшань, несколько месяцев путешествует, а осенью получает долгожданный вызов от императора Сюаньцзуна и едет в Чанъань, восторженно предвкушая свое торжествующее победное возвращение к семье уже высокопоставленным вельможей: «Настоянным вином вернусь я в этот дом, / Откормленным гусем, жирующим в полях! / А ну-ка, все за стол! Где курица с вином? / Все бросятся ко мне, и радость в их речах».

В конце 744 г., получив отставку от двора, он возвращается в свой дом, с весны до осени следующего года путешествует по Лу с Ду Фу, Гао Ши, близ г. Цзинин в монастыре Цзыцзигун проходит обряд «вхождения в Дао».

Плыву на лодке у Врат восточного Лу

1

Песчаный берег светел на закате,

И тучки, и луна дрожат в волне,

По ним мой челн водовороты катят.

Снежит… И «Тень горы» примстилась мне.

2

Извив реки у дамбы — что дракон,

А персики — в цветах у Луских врат.

Когда луна влечет мой утлый челн —

Я вплоть до Шань не поверну назад!

745 г.

Проплывая через Врата Восточного Лу (суженный горами проход по реке к г. Яньчжоу), Ли Бо уверен, что задержится здесь надолго и переиначивает древний сюжет о Ван Цзыю, который снежной ночью, декламируя во хмелю стихи «Взываю к удалившемуся», вдруг вспомнил о друге Дай Аньдао, жившем достаточно далеко, у Шаньского (Шаньиньского) ручья (совр. пров. Чжэцзян), сел в лодку и от своего дома у подножия Шаньинь («Тень горы») стремительно поплыл к другу, но, не доехав, повернул назад, потому что, как он сам объяснил, «меня повело вдохновение, а оно прошло, так к чему мне теперь Дай? И я повернул обратно».

В гостях

Славное ланьлинское на травах —

Блеск янтарный в яшмовых оправах…

Напои меня, хозяин мой,

Чтоб забыл я — это край чужой.

736 г.

Местность Ланьлин в восточной части области Лу славилась своим душистым вином. Ли Бо, видимо, ощущал там себя, не дома, а «в гостях».

Подражание древнему (№ 9 из 12 стихотворений цикла)

Путником случайным мы живем,

В смерти лишь становимся собой,

Небо и земля — ночлежный дом,

Заметенный пылью вековой.

Бесполезно Зелье на луне,

И Фусан порубят на дрова,

Ствол стоит, не зная о весне,

Выцветшим костям нужны ль слова?

Мир всегда исполнен вздохов был…

Стоит ли ценить мирскую пыль?!

745 г.

Быть может, в той же лодке, возвращаясь домой, Ли Бо подумал о себе как о путнике, которого лишь смерть вернет в истинный «дом». Эта идея восходит к древнему философу Ле-цзы, сюжет которого поэт дополняет образами никчемности порошка бессмертия, который толчет на луне мифический заяц; обреченности достающего вершиной до солнца дерева Фусан; гниения и гибели природы и человека (ствол сосны и кости мертвецов).

«Волна качает пару белых чаек…»

Волна качает пару белых чаек,

Взлетает клик над синею водой.

Морские твари чаек привечают,

Им чужд журавль за облачной грядой.

Их тени спят, очерчены луною,

Весна влечет в душистые цветы.

Меж них и я с омытою душою

Забуду мир ничтожной суеты.

Стихотворение № 42 цикла «Дух старины», 744 г.

Ли Бо всю жизнь жаждал стать Журавлем в облаках, что в данном контексте следует воспринимать не в сакральном смысле, а скорее как образ «человека при должности», то есть вписанного в социальную иерархию, несвободного, что противопоставляется естественности вольных птиц; к этому времени Ли Бо уже осознает тщету своей мечты о государевом служении и готовится покинуть двор императора, после чего возвращается домой в Восточное Лу, но не триумфатором, как он писал в одном из более ранних стихотворений, а разочарованным «путником», «пришельцем».

«Отдалился зыбким сном Чанъань…»

Для Ли Бо Чанъань — не город, не только столица, окруженная ореолом пребывающего там «Сына Неба» — императора, на службу которому всю жизнь рвался поэт. Это — его сломанная судьба, его великий самообман. Трижды приезжал он в столицу, запрашивая «высочайшей аудиенции», он жаждал как мудрый советник вместе с государем вести страну к благоденствию, но большего, чем место придворного стихотворца, ему не предложили, и в этом — трагедия «земного» Ли Бо. Покидая двор в 744 г., поэт с горечью написал: «Сей бренный мир не отвергаю я, / Он сам меня отринул, мир людской».

Провожаю секретаря Лу в Долину лютни

Осень. Ночь. И ветер над водой.

Тех времен уж рядом нет со мной,

Отдалился зыбким сном Чанъань…

Где же день, когда вернусь домой?!

747 г.

Долина лютни: ущелье изогнутой формы близ Колдовской горы (Ушань) над рекой Янцзы на территории уезда Ушань совр. пров. Сычуань.

На закате думаю о горах

Дождь кончился, и зелень засверкала,

Раскинулся закат на небесах.

С весенним ветерком весна настала,

И я раскрылся, как цветок в ветвях.

Но лепестки падут поближе к ночи,

Мне горько видеть их печальный вид,

К Святым горам душа сорваться хочет —

Там Путь познать и с Зельем воспарить.

б\г (предположительно, в Чанъани)

Путь: понятие Дао (основной принцип конфуцианско-даоского мироздания) словарно переводится как «путь, дорога». Зелье: даоский эликсир бессмертия.

Провожаю Цая, человека гор

Сей бренный мир не отвергаю я,

Он сам меня отринул, мир людской.

В ладье святой за грани бытия

К восьми пределам унесусь легко.

Был янец, как скакун, и резв, и смел,