Пейзаж души: «Поэзия гор и вод» - [18]

поэт намекает на знаменитых «семерых мудрецов из бамбуковой рощи» — семерых поэтов III–IV вв., любителей пикников на природе, среди которых был поэт Жуань Цзи и его племянник Жуань Сянь. С ними ассоциирует себя Ли Бо, который сам в бытность в Аньлу любил устраивать пирушки с пятью друзьями (их прозвали «шестеро отшельников из бамбуковой рощи у ручья») на горе Цулай к югу от знаменитой горы Тайшань.

№ 3. Небольшая гора Цзюньшань («Государева», «Царская») высилась посреди озера Дунтин, перегораживающая устье реки Сян, которая питала озеро, что обретает ассоциативный смысл преграды на пути поэта к широким просторам самореализации в мире, образно обозначенном как «озеро Балинского вина» (в Балине — так прежде назывался округ Юэчжоу, совр. г. Юэян в пров. Хунань — производили знаменитое вино).

Песня о большой дамбе

Воды Хань прилепились к Сянъяну,

Здесь, у дамбы, привольно цветку.

Ну, а мне здесь и чудно, и странно —

Тучи с юга приносят тоску.

Не дождаться мне вешних томлений

И ветрами развеянных грез.

Ты, являвшийся мне в сновиденьях,

Зов сквозь небо уже не пошлешь.

734 г.

На берегах реки Хань близ г. Сянъян (совр. г. Сянфань пров. Хубэй) Ли Бо, удалясь от дома в Аньлу, думает о нем (южные облака — традиционный поэтический образ воспоминаний о родных местах).

В Цзянся провожаю друга

Тучи сизые бросают хлопья снега

К Башне Журавля. Там суждено проститься,

Полетит Журавль до западного неба

На крылах своих нефритовых в столицу.

Что же в путь тебе оставить дальний этот?

Ведь плодов жемчужных Фениксу не дали!

Я бреду за уходящим силуэтом

И роняю в реку Хань слезу печали.

734 г.

В интонациях этого стихотворения явно слышится горечь не столь давнего неудачного визита в столицу, не принявшую его. В Цзянся (в районе совр. г. Ухань, пров. Хубэй) на берегах реки Хань поэт у башни Желтого журавля, откуда, по преданию, вознесся на журавле в небо святой Фэй И и где Ли Бо прощался с поэтом Мэн Хаожанем, расстается с другом, который направляется в столицу, обуреваемый жаждой служения (под западным небом подразумевается столица Чанъань, находящаяся западнее Цзянся), чего пока не удалось осуществить самому Ли Бо. Желтый журавль: сакральная птица, возносящая святых в небо, а жемчужными плодами с яшмового древа на горе Куньлунь, по Чжуан-цзы, питается священный Феникс.

Остров Попугаев

В былые годы попугаи здесь бывали

И дали имя острову на У-реке,

Но позже улетели в западные дали,

А ветви так же зелены на островке,

Над лотосом туман, душист весенний ветер,

Парчою персиков укуталась волна.

Гляжу на запад зря — один я в целом свете!

Кому же тут светла сиротская луна?

760 г., весна

Для этого стихотворения важно не место его написания (Остров Попугаев к юго-западу от совр. г. Ухань, пров. Хубэй; в годы Цзяньань поэт Ни Хэн написал на этом острове «Оду попугаям», что и дало название острову; его смыло наводнением в период Мин), а упоминание о том, что из этого благословенного уголка попугаи были вынуждены улететь на запад — к горе Лун на границе пров. Шэньси и Ганьсу, где они и были, по преданию, рождены, а это именно те места, куда за провинность в свое время были сосланы предки Ли Бо (а сам он только что вернулся, амнистированный, из неправедной ссылки тоже в западные края).

У башни Желтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин

Простившись с башней Журавлиной, к Гуанлину

Уходит старый друг сквозь дымку лепестков,

В лазури сирый парус тает белым клином,

И лишь Река стремит за кромку облаков.

728 г., весна

Отчего Ли Бо подчеркивает место прощания со своим старшим другом, великим поэтом Мэн Хаожанем (689–740)? Башня Желтого журавля, построенная в 223 г. у подножия Змеиной горы (Шэшань) над рекой Янцзы к западу от г. Ухань, пров. Хубэй, была легендарным местом вознесения — именно на Желтых журавлях — многих святых, и в подтексте как раз и просматривается эта аналогия с вознесением. Гуанлин: это совр. г. Янчжоу в пров. Цзянсу севернее Нанкина.

Мелодия прозрачной воды

Чиста струя, и день осенний ясен,

Срывает дева белые цветки.

А лотос что-то молвит… Он прекрасен

И тем лишь прибавляет ей тоски.

726 г., осень

Стихотворение в стиле древних песен Юэфу, исполняемых под аккомпанемент цинь; комментаторы высказывают предположение, что речь идет именно об озере Дунтин, куда он заехал поздней осенью по пути в Аньлу.

Осенние раздумья

Еще вчера была весна, казалось,

И иволга певала поутру,

Но орхидея вот уже завяла

На ледяном пронзительном ветру.

Осенний день, с ветвей листы слетают,

Печали нить сучит в ночи сверчок.

Как грустно знать, что ароматы тают

И холод белых рос объял цветок.

728 г.

Возможно, проводив в начале весны поэта Мэн Хаожаня, Ли Бо вернулся домой в Аньлу и, прислушиваясь к стрекоту кузнечика, которого в народе называют «ткачихой» («сучит печали нить»), взгрустнул, подумав о неизбежной осени. От китайского кузнечика переводчик вполне, как ему показалось, логично пришел к сверчку, стрекот которого тоже навевает тоскливые мысли.

«Волшебный персик Сиванму я посажу у дома»

В 727 г. Ли Бо приезжает в Аньлу (совр. пров. Хубэй, уезд Аньлу), женится на девице из знатного рода Сюй, у них рождаются дочь Пинъян и сын Боцинь, которого отец в детстве прозвал «мин юэ ну» («плененный ясною луной»). Вскоре Ли Бо строит себе хижину в горах Шоушань в 60 ли от города, где вдали от мирской суеты штудирует даоские каноны и расслабляется в хмельной безмятежности с друзьями, а затем едет в Шаньдун и в г. Жэньчэн берет уроки у знаменитого мастера боевого искусства.