Певчая - [21]

Я с надеждой взяла Пенебригга за руку, закрыла глаза и снова спела. В этот раз, когда я закончила, что-то было не так. Песня кружилась в моей голове в такт моему дыханию. Она звенела во мне, и мои мысли вытекли, как вода, я начала видеть что-то другое.

— Вижу мужчину, — сказала я, все еще слыша песню в голове. — У него длинный подбородок, не менее длинный нос, темные волосы падают ему на плечи. Он не улыбается, — мужчина подошел ко мне, словно находился в этой комнате. — Его глаза пылают, но… нет, он смотрит не на меня, а сквозь меня. Он стойкий и амбициозный. И… и…

Песня говорила, что он старый. Но мужчина выглядел молодо. У него была старой одежда? Обувь? Что это могло быть? Я крепче сжала пальцы Пенебригга.

— Ах, ясно, — я чуть не рассмеялась. — Его зовут Олдвилль.

Я услышала резкий вдох. Картинка замерцала и растаяла, а с ней и песня. Я открыла глаза.

— Я сказала что-то не так?

Пенебригг отпустил мою руку и глядел на меня потрясенно из-за блестящих очков.

— Небеса, сработало.

Я была потрясена не меньше.

— Я угадала?

— Угадала? Милая, да это чудо. Это был Исаак Олдвилль. Правда, Нат?

Нат кивнул с поджатыми губами.

Пенебригг принялся взволнованно расхаживать по комнате.

— О, что скажет Олдвилль, когда услышит? Что скажут все, когда увидят твое выступление?

Я подумала, что ослышалась.

— Выступление?

— Да. Днем, на встрече Невидимого колледжа. О, они будут в восторге!

— Но я делала так только раз, — сказала я. — Не знаю, смогу ли я снова.

— Тебе нужна тренировка, милая, — сказал Пенебригг. — Мы посвятим этому остаток дня. Но нам нужно восстановить силы. Нат, мальчик мой, принесешь нам больше булочек и сыра?

Он не смотрел на Ната, а я смотрела. С грозным видом Нат взглянул на меня, а потом развернулся и ушел.

Глава тринадцатая СОЛНЦЕ И ЛУНА

Я тренировалась остаток утра. Как я и подозревала, само заклинание было лишь половиной дела, было важно, чтобы песня осталась во мне после того, как я исполнила ее вслух. Если не удавалось, я ничего не видела. Если песня во мне угасала, то и картинки таяли, и мне снова приходилось слушать семена. Их мелодия была сложной, и я боялась, что не запомню ее правильно и совершу ужасную ошибку.

— Ты голодна, — сказал Пенебригг, когда я три раза подряд не смогла спеть правильно. — Дай ей булочку, Нат.

Нат безмолвно выполнил это.

Но только так он помогал. Хотя Пенебригг хотел, чтобы он участвовал в эксперименте с чтением мыслей, Нат отказался, сказав, что ему нужно работать над палимпсестом.

Пенебригг удивленно посмотрел на него.

— Упустить шанс эксперимента? Это на тебя не похоже, Нат. Подойди, Люси пора уже проверить навык на ком-то другом, а не на таком старике, как я.

— Поищите кого-то еще, — сказал Нат, сев за свой стол. — Я не хочу в этом участвовать, — он склонился над книгой.

— Боюсь, сегодня он нам не помощник, — сказал тихо и почти виновато Пенебригг. — Это не странно. Каждый раз, когда я просыпался этой ночью, он ходил по дому. Вряд ли он хоть три часа поспал. Позанимаемся еще немного, а потом я попробую уговорить его отдохнуть.

Мы работали, и я понемногу привыкала к магии. Вскоре я смогла удерживать музыку в голове достаточно долго, чтобы прочитать мысли Пенебригга несколько раз, а потом уже петь снова. Читать Пенебригга стало почти так же просто, как книгу, и я быстро узнавала картинки в его мыслях: часы, яблоко, река Темза.

— Еще разок, — Пенебригг протянул мне руку, и я закрыла глаза, так было проще сосредоточиться.

Картинка появилась почти сразу, и я начала описывать:

— Полный мужчина с длинным лицом и изящными манерами. Его тревожит правая нога, и он опирается на трость из слоновой кости, — Гэдабот? Так его звали? Нет, я ощутила другое имя. — Сэр Барнаби Гэддинг, лидер Невидимого колледжа.

— Да, — сказал Пенебригг, но я едва его слышала, была глубоко в музыку. Впервые я сама ощутила его радость моему прогрессу. Желая еще сильнее его впечатлить, я проникла глубже в его разум.

— Вам больно видеть, как его тревожит подагра. К счастью, ему стало лучше, — рассказывала я. — Вы с сэром Барнаби давно дружите, вы его цените. Но порой вам кажется, что его любопытство затмевает разум…

Пенебригг отдернул руку, поток мыслей растаял.

— Отлично, милая, отлично, — слова были добрыми, но я посмотрела на его лицо и начала подозревать, что что-то сделала не так.

— Не стоило этого говорить? — спросила я.

Пенебригг поправил очки.

— Ты все правильно сделала, милая. Просто то, сколько ты увидела,… потрясает. Но, конечно, для нас это хорошие новости. Невидимый колледж будет впечатлен.

Я не расстроила его. Это радовало.

Пенебригг взглянул на ближайшие часы.

— Ой, уже так поздно? Нам нужно подкрепиться, — он огляделся в поисках булочек. — Хмммм… похоже, мы все доели. Может, Нат…

Но Нат спал за столом, ручка осталась в его пальцах.

— Пусть отдыхает, — решил Пенебригг. — Я сам схожу вниз.

— Я вам помогу, — вызвалась я и встала.

— Нет, нет, милая. Не стоит. Ты тоже устала после этого. Отдохни, пока я буду ходить.

Пенебригг был прав, я чувствовала усталость. И было приятно откинуться на спинку кресла, когда он ушел. Когда Нат пробормотал что-то во сне, я села прямо и насторожилась.