Петру Великому покорствует Персида - [4]
Царь внял, и вот он уже не Артёмка-канцелярист, а губернатор астраханский. Власть его простиралась над неоглядными пространствами, в коих уместились бы Франция да Дания с Голландией.
Правду сказать, пространства те были пустынны, неизведанны, а туземные племена, подпавшие под руку России, причиняли многие беспокойства и бесчинства, вызванные то внезапно вспыхнувшим непокорством, то междоусобицами.
Здесь нельзя было доверять никому — так он отписал государю, и тому были несчётные примеры, о которых он аккуратнейше отписывал в Петербург, поначалу своему благодетелю Шафирову, а уж потом самому государю.
Государь же последнее время проявлял пристальный интерес к здешним краям. Посылал надёжных и пытливых людей разведывать торговые пути, а допрежь всего искать месторождения рассыпного золота, а также земляных красок, мрамора и иных ископаемых. Повелел он обследовать берега Каспийского моря, нанести их на карты, а пуще всего выяснить, в самом ли деле, как ему докладывали, впадает в него некая река, текущая-де из самой Индии. Ежели есть такая река, стало быть, есть и верный путь торговым караванам российским к вожделенным пряностям, к шёлку и ценинной посуде. Ещё в тех краях, под рукою у губернатора Волынского, разводят хлопчатую бумагу и шелкопрядов, привозят оттоль отличную шерсть. Всё это надобно государству, дабы прибавляло оно в богатстве и изобилии. И он, Волынский, должен елико возможно радеть и стараться оказывать благоприятство российским промышленным и торговым людям в тех пределах. И всё в точности и прилежности ведать и докладывать самому государю.
Ему не впервой были таковые государевы наказы. Ещё в 1715 годе, по вызволении из турецкого узилища, посылай он был по царскому именному указу состоять при особе шахского величества. И тогда же сказано, чтобы он, посланник, едучи посуху и по морю, прилежно всё разведывал: все города и поселения, все пристани и иные корабельные стоянки, сколь много у шаха войска и судов разных, фортеций и крепостей, равно и торговые и ярмарочные места. А ещё каковы там дороги, высоки ли горы, полноводны ли реки... И чтоб он, посланник, всё прилежно записывал в журнал секретный, дабы персияне о том не ведали...
Всё в точности исполнил по указу государеву. И по возвращении удостоился милостивого его внимания, многих расспросов, рассмотрения и одобрения секретного журнала. Живость ответов, расторопность, острый глаз Артемия Петровича пришлись государю по сердцу. И повелел он произвесть Волынского, минуя многие чины, что было против обыкновения, в генерал-адъютанты.
Конечно, и тут благодетель Пётр Павлович постарался, о чём не преминул намекнуть: бил-де челом его царскому величеству о достойном награждении Артемия, воспитанника и верного слуги, претерпевшего многие опасности, за его труды и верность.
Так оно, верно, и было. И доселе чувствует он на себе государевы милость и внимание. И по многим намёкам в письмах Шафирова таковой интерес к его персоне, да и самое его губернаторство учинено с дальними видами. О них говорить не время, однако же ему, Артемию, надлежит быть в постоянной готовности. И губернию содержать в таковом же состоянии. Особливо же воинскую её часть...
Дело, как видно, клонилось к войне. Но с кем? С персами, более не с кем. Сам, видать, и накликал: в журнале своём тайном писал о слабости Персиды, о тупости шаховых наместников в провинциях, кои все были продажны и сластолюбивы, о малочисленности и разболтанности войска, худом вооружении, никчёмной фортификации...
Но за спиною у шаха — султан турецкий. Стерпит ли российское вторжение в шаховы пределы?
Владыка Софроний явно нарушал уговор — молебен затягивался. Артемий Петрович вложил всю силу укоризны во взгляд. Но преосвященный был озабочен каждением и хождением вкруг аналоя и взгляда не уловил.
Ах ты, докука какая! Заморозит, заморозит всех, всю паству! Ведь было же уговорено, было.
— Нешто вовсе забылся наш пастырь, — не выдержал наконец Артемий Петрович, адресуя своё бурчание стоявшему рядом вице-губернатору. — Забыл про уговор, беспамятлив стал. Дел невпроворот.
— Рассусолил владыка, вестимо беспамятен, — согласился вице-губернатор. — Господа боится прогневать, от чина отступить.
— Сейчас знак подам, — не выдержал Волынский и простёр вверх руку с укоризненным перстом.
На этот раз Софроний приметил, понял и лёгким кивком оповестил об этом. Он сунул кадильницу протоиерею и, шаркая ногами, побрёл в алтарь. Царские врата за ним затворились. То был верный знак окончания церемониала.
Испытав почти что радостное облегчение и чувствуя застылость во всех членах, Артемий Петрович побрёл прочь на неверных ногах. За ним покорно последовала его свита. Миряне ринулись ко входам, толкаясь и бранясь — о благолепии было забыто, — не обращая внимания на правящих персон. Давка усиливалась. Солдаты стали пролагать путь бердышами.
— Фу-ты! — отпыхнулся вице-губернатор. — Экой народ дикой.
— Народу во все времена кнут надобен, — назидательно произнёс Артемий Петрович, выходя на гульбище, под защиту солдат и воеводы. — Особливо во времена смутные...
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
Время Ивана V Алексеевича почти неизвестно. Вся его тихая и недолгая жизнь прошла на заднем плане бурных исторических событий. Хотя Иван назывался «старшим царем» («младшим» считали Петра), он практически никогда не занимался государственными делами. В 1682–1689 гг. за него Россией управляла царевна Софья.Роман писателя-историка Р. Гордина «Цари… царевичи… царевны…» повествует о сложном и противоречивом периоде истории России, когда начинал рушиться устоявшийся веками уклад жизни и не за горами были потрясения петровской эпохи.
Роман известного современного писателя Руфина Гордина рассказывает о путешествии Екатерины II в новоприобретенные области южной России, особенно в Тавриду — Крым, мыслившийся Потемкиным как плацдарм для отвоевания Царьграда — Константинополя.
Новый роман известного писателя-историка Р. Гордина повествует о жизни крупнейшего государственного деятеля России второй половины XVII века — В. В. Голицына (1643–1714).
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.