Петрович - [21]

— Есть такая поговорка, что один чудак может задать столько вопросов, что…

— Спокойно, Захар Петрович! — постучал карандашом по столу Лопатин.

— Почему, почему… Спросите у Дедюхина, он вам разъяснит. Жирно разъяснит, по-дедюхински.

Балашов встал и сказал, опустив голову:

— Дедюхин теперь ничего, к сожалению, не разъяснит, Вчера тело председателя исполкома было обнаружено на станции…

Столетов ошеломленно спросил:

— Где? В садике?

Выдержав небольшую паузу, Балашов ответил:

— Да, в садике. Возле клумбы.

И сразу спросил:

— Как вы попали на станцию? На попутной? На мотоцикле?

Шофер Костров испуганно-вопросительно посмотрел на Столетова.

— Чего ты боишься? — сказал Столетов. — Говори, как было.

— Ну, значит, еду с известью, — начал Костров, запинаясь. — У околицы Захар Петрович. Вскакивает на подножку. «Вези на станцию». — «Сперва известь, — говорю, — надо сгрузить, Захар Петрович». — «Мне, — говорит, — срочно. После, — говорит, — сгрузишь. Мне, — говорит, — с одним приятелем надо покончить». Приехали на станцию. Захар Петрович соскочил… «Езжай, — говорит, — домой, известь сгружать…» — «А вы, — говорю, — как же?» — «А я пешком дойду, — говорит…» Больше ничего не знаю, — добавил он с облегчением.

Все молчали. Только бригадир обратился за уточнением к Кострову:

— Так он тебе прямо и сказал — «Покончить»?

Костров растерялся, а Столетов раздраженно бросил:

— Да. Так и сказал.

— А тогда у меня к тебе, Петрович, будет вопросик… Только не знаю, как сформулировать.

— А ты давай без формулировок, — посоветовал Лопатин. — По-будничному.

— Про какую это он укоризну говорил? — наклонился бригадир в сторону Столетова, словно приготовился не упустить ответа. — Про ненависть? Я недопонял. Пускай разъяснит.

Столетов молчал. Он вспоминал свою последнюю беседу с Дедюхиным, вспоминал его бледное лицо, мутные глаза, вспоминал словечко «Паганель» и с недоумением чувствовал, что ему жаль этого человека.

— Разъясни, Захар Петрович, — напомнил ему Лопатин.

— Не имеет, значения… Дела личные. Нечего тут разъяснять.

— Конечно, — протянул Костиков. — Поскольку «приятеля прикончить», значит разъяснять нечего…

— Не «приятеля», а «с приятелем», и не «прикончить», а «покончить». Да ты что? — потемнел Столетов. — Думаешь, я ему в рот воронку загнал?

— А ты не ори! — сказал бригадир. — Не на посиделках.

— А ты не плети чего не следует… — впервые за все заседание Столетов вышел из себя.

Начался шум, но в это время принесли данные подсчета стеблей, принесли для наглядности и образцы кукурузы, и члены бюро склонились над цифрами.

Результаты проверки оказались неутешительными. Уцелело пятнадцать-двадцать процентов стеблей — не больше. Остальные опалены так, что их не оживишь и святой водой, не то что дождями.

— Не может быть, — сказал Столетов. — Наверное, Светлана на тычке считала.

— Хочешь сказать, что она нарочно, с целью? — осклабился бригадир. — Гробит своего любимого председателя?

— Этого я не хочу сказать. Просто по неопытности. Дошла до ближнего бугра и стала считать. А там и так видно, что все посохло. Там суховей обдувает…

— Минутку! — сказал Балашов. Он один не подходил к столу и совершенно не интересовался состоянием посевов.

То обстоятельство, что Дедюхин был на полустанке вместе со Столетовым, поразило его. В обкоме этого еще не знали. По телефону сообщили только, что причиной сердечного приступа был алкоголь. Таково было медицинское заключение.

Одинокая выпивка председателя исполкома на полустанке казалась необъяснимой и смахивала скорее на самоубийство, чем на выпивку. Запуганный врачами Дедюхин боялся спиртного, как огня, и не пил не только водки, но даже и пива.

Теперь, когда выяснилось, что выпивал он не один, а со Столетовым, дело осложнялось еще больше.

Отношения Столетова с покойным были далеко не приятельскими — это знали все. Реплика Столетова о том, что Дедюхин его ненавидит, вряд ли звучала сильным преувеличением.

Чем больше обдумывал Балашов несчастное событие на полустанке, тем темнее оно казалось.

И правда, каким образом два недруга, один вовсе непьющий, другой тоже спиртное не особенно жалующий, сели за пол-литра и стали чокаться? Почему они свиделись не где-нибудь, а именно на пустом, безлюдном полустанке? Что подразумевал Столетов под «воплощенной укоризной»?

Если Костиков станет утверждать, что Столетов заставил Дедюхина выпить насильно, — опровергнуть такое утверждение, каким бы диким оно ни казалось, — будет нелегко. Самому господу богу не разобраться, что было у Столетова на уме, когда он выпивал с Дедюхиным.

«А не проявляю ли я близорукость? — подумал Балашов, — Не слишком ли поддаюсь благодушным настроениям… Ведь таких категорий, как принципиальность и бдительность, никто не отменял. Если разобраться — что хорошего в этом Столетове? Чем он вызывает сочувствие? Тем, что сидел, и ничем больше. Человек своевольный, закрытый, себе на уме. Отношения с людьми у него не простые. Чего стоит, например, инцидент на проводах Вари Суворовой…»

— Минутку! — повторил Балашов. — Вот что, товарищи. Есть предложение не отвлекаться и заканчивать с вопросом Захара Петровича. Причем учтите, случай на полустанке — особая статья. Этот случай на наше решение влиять не должен. — Последние слова он произнес с особенным нажимом, словно старался убедить не только других, но и себя. — Вместе с тем прошу вас отнестись к вопросу серьезней, с должной ответственностью, продумать объективные факты и до конца оценить их. Возьмем нечуткое отношение к Задунайской. Разве так нас учит партия относиться к специалистам? А сопротивление милиции? А материальный урон колхозу и государству, который еще придется подсчитать с карандашом в руках… Я имею в виду холостую гонку косилок из МТС и обратно в МТС. И это в то время, когда колхозы буквально стонут от недостатка косилок. А состояние посевов, не соответствующее оптимистическим уверениям товарища Столетова? Во всем этом надо скрупулезно разобраться и дать принципиальную, партийную оценку.