Петроградская повесть - [8]

— Хотелось на царскую жизнь посмотреть, — виновато пробормотал Серафимов.

Он опять взял меня за руку и повёл вниз.

У подъезда уже стоял часовой с винтовкой. Когда мы вышли из дворца, как раз подкатил грузовик. Несколько штатских спустились по колесу на мостовую. Из кабины вышла девушка в коротком пальто с меховой опушкой и в высоких полусапожках на пуговицах. У неё было круглое, розовое от ветра лицо и раскосые глаза. Мне сразу показалось, что где-то я видел её раньше.

Девушка достала из кабины небольшой тёмный ящик, тяжёлый на вид, и поставила его на крыльцо.

— Где найти комиссара Военно-революционного комитета? — обратился к часовому один из прибывших. — Мы из Смольного, нам надо составить списки художественных ценностей дворца. — Он потрогал рукой ящик. — Это пишущая машинка, — сказал он.

— Комиссар там, у ворот, с юнкерами разбирается. — Часовой показал винтовкой, куда им идти.

Когда мы с кашеваром проходили мимо витой чугунной ограды дворцового сада, то тоже увидели арестованных юнкеров. Они толпились у стены. Их белые испуганные лица заметно выделялись в полутьме.

— Смерть им! — послышались крики.

С Серафимовым мы подошли ближе к воротам. На высоком цоколе стоял тот самый человек в кожаной куртке, что утром говорил речь в казарме у Митрия. В колеблющихся отсветах фонарных огней лицо его тоже казалось бледным и очень усталым. Он поднял руку.

— Революция победила! — в наступившей тишине отчётливо и резко прозвучал его голос — Эти люди сложили оружие к ногам восставшего народа. Сияющее знамя победы не может быть омрачено позором кровавого самосуда.

Он вдруг замолчал, достал из кармана платок и начал протирать очки.

— Неужто будем об этих желторотых пачкаться? — сказал стоявший рядом солдат.

В толпе засмеялись.

— Постращать бы надо, — посоветовал кто-то.

— Они и так напуганы, больше некуда!

— Отпустить, да и только!

И тут я заметил девушку, которая приехала на грузовике. Она пробралась к самой ограде и, прильнув лицом к чугунным витым прутьям, смотрела на арестованных.

— Серёжа!.. — послышался её дрогнувший голос. — Серёжа! Ярославцев!

Долговязый юнкер с чёрными усиками встрепенулся и стал мучительно всматриваться в толпу, не понимая, кто зовёт его.

— Сюда, сюда… — нетерпеливо звала девушка.

Наконец он заметил её и тоже стал протискиваться к решётке, расталкивая своих. Это был тот юнкер, который утром ускакал на лошади от красногвардейского отряда. Но только теперь он не выглядел так уверенно и так красиво. Он, наверное, очень боялся, что его убьют.

Вот они уже стоят рядом, — юнкер по одну сторону ограды, девушка по другую, держат друг друга за руки и о чём-то говорят. Теперь не слышно их слов. Но и без слов ясно, что она испугалась за него, и сочувствует ему, и улыбкой старается ободрить его.

— Пойдём, чего завевался! — Серафимов потянул меня за конец башлыка, и мы двинулись дальше.

Обратный путь показался мне много короче. На перекрёстках у костров грелись солдаты. Ночные улицы были молчаливы и безлюдны. Но город казался полным скрытого движения и тревожных, неясных гулов. Лишь порою он затихал, как бы прислушиваясь к далёким отзвукам ночного штурма.

Серафимов, подставляя лицо ветру, довольно щурился и говорил:

— Теперь пойдёт! Теперь, парень, такой ветер подует по земле — не удержишь. Любую силу сметёт, любую стену повалит! — Он весело подгонял лошадей, да они и сами бежали охотно, должно быть чувствуя, что возвращаются домой.

Въехав во двор казармы, кашевар оставил лошадей и повёл меня через пустой тёмный плац. В подъезде горела лампочка, только гораздо ярче, чем днём.

Нам открыла хозяйка.

— Долго же ты ходил, малый, — сказала она. — Я ждала, ждала, да так и задремала за машинкой. Кастрюля-то где?

— Завтра принесу, — ответил вместо меня Серафимов. — Сегодня вам не хватило.

— Что ж, будет и завтра день, — сказала хозяйка и опять сёла к столу, собираясь шить.

А Настенька и бабушка по-прежнему спали, не подозревая даже, что меня так долго не было дома, и совсем, уж конечно, не догадываясь о том, что происходит на свете.

8. Декреты

На другой день я встал поздно. Ни бабушки, ни хозяйки не было дома. У швейной машинки сидела на хозяйском месте Настенька и, высунув язык, вертела колесо. На столе стояла знакомая мне кастрюля.

— Эх, ты, — сказала Настенька, — всё спишь да спишь. А к нам солдат приходил, пшённой каши принёс.

Я ничего ей не ответил и пошёл умываться.

Бабушка и хозяйка вернулись не скоро. Они ходили в адресный стол, чтобы узнать, куда переехала тётя Юля, но там ещё не было никаких сведений. Стали ждать дядю Митрия, но в тот день он так и не появился.

Он приехал только на другое утро на грузовике со своими товарищами, красногвардейцами.

— Я по пути, на одну минуту, — сказал он.

Он привёз нам свой паёк: буханку хлеба, связку сушёной воблы и полкуска серого мыла. Грузовик с красногвардейцами ждал его под окном и глухо дрожал.

— Что же теперь делать? — спросила бабушка.

— Сейчас мне некогда, — сказал Митрий, — наш батальон охраняет штаб революции — Смольный. Подождите ещё немного, бабушка Василиса. Унывать не надо! Скоро будет мировая революция, тогда всё устроится само собой.