Петроградская повесть. Морская соль - [36]

— Спрашивай сам, — отмахнулся от него Пруслин.

— Рында-булиня тут есть? — крикнул Япончик и спрятался за Рогачёва.

— Может быть, рында? — серьёзно спросил молоденький офицер, с которым они поднимались на капитанский мостик. — Рында, — пояснил он, — это сигнальный колокол, в который отбивают склянки, а рында-булиня — конец, за который дёргают для удара.

— Я знаю, — вставил Япончик, — это самый короткий конец на корабле.

— Задавайте вопросы посерьёзнее, — сказал Стрижников. — Кстати сказать, умело дёрнуть за рында-булиню — это тоже искусство. Попробуйте-ка сами отбивать склянки — сразу у вас ничего не выйдет: тут нужна пружинистая, натренированная рука. На корабле всё требует тренировки и опыта.

— А какое тут самое главное оружие? — блестя глазами, спросил вдруг Серб-Сербин.

— Самое главное? — переспросил капитан-лейтенант. — Вы что же, хотите обязательно самое главное?

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант, — серьёзно сказал Серб-Сербин. — Я думаю, главный калибр тут главное, — добавил он, показывая рукой на громаду орудийной башни, простёршей над палубой свои мощные стальные стволы.

— Пойдёмте-ка, я вам покажу главное, — Стрижников порывисто повернулся и зашагал вдоль борта.

Все в некотором недоумении последовали за ним.

— Торпеды, что ли, самое главное? — пробормотал крепкий рыжеголовый Рогачёв.

Но «папа-мама» миновал шкафут и направился к кормовому срезу.

— Наверное, новое какое-нибудь оружие появилось, — громко зашептал вице-старшина Колкин.

Но Стрижников подошёл к неприметному стальному каземату бортового орудия и остановился.

— Читайте, Парамонов! — приказал он.

Волнуясь, Дуся прочёл вслух выбитые на броне слова:

— «27 апреля 1942 года, во время массированного налёта вражеской авиации и артиллерии, на крейсере возник пожар, угрожавший взрывом порохового погреба. Командир этого орудия Фёдор Петров, не пощадив жизни, бесстрашно сбросил за борт горящие снаряды и тем спас корабль и своих товарищей. Имя героя навеки внесено в список экипажа крейсера «Революция».

— Вот оно, наше главное оружие, — с какой-то почти суровой строгостью сказал «папа-мама». — Самоотверженность, отвага, преданность Родине!

Он медленно снял фуражку, и нахимовцы, следуя его примеру, обнажили стриженые головы.

В торжественной тишине отчётливо прозвучал сигнал горниста. Где-то вдали он смешался с мелодией оркестра, игравшего на берегу, и стих, растаяв в морском просторе.

Отрадное, гордое сознание своей причастности к флоту проникло в сердца молодых моряков, и готовность быть верными суровым и прекрасным законам боевого товарищества отдалась в душе каждого из них чистой и сильной волной.

* * *

Перед тем как покинуть корабль, все они выстроились на палубе.

Капитан второго ранга тепло попрощался со всеми и чуть заметно подмигнул Дусе, как бы желая сказать: «А с тобой мы, брат, теперь знакомы. Смотри же не подкачай».

Нахимовцы звонко и дружно крикнули «спасибо» и по висящему над водой трапу спустились на катер.

Прошло ещё несколько минут — и красивый силуэт крейсера отодвинулся вдаль и, казалось, покачивался на морской зыби.

Мачты и трубы отчётливо выделялись ещё на зеленоватом фоне предвечернего неба, а могучие башни орудий уже как бы слились с корпусом корабля и одной собранной стальной глыбой возвышались над морем.

НЕОЖИДАННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Утром Дуся почувствовал себя одиноким. Ему не хватало Тропиночкина. Он так привык к нему и так хотел поскорее рассказать про всё, что было на корабле! Неужели Тропиночкин по-настоящему заболел? Старшина Алексеев говорит, что в лазарет сегодня нельзя пойти. Почему? Разве это справедливо? Ведь болеть всегда так скучно. И потом, Тропиночкин, может быть, думает, что про них всё узнали?

Между тем сразу после завтрака на озере начались шлюпочные соревнования, и все отправились к пирсу.

Со станции прибыли два автобуса с гостями и артистами. Щеголеватые, подтянутые нахимовцы старших рот обсуждали ход спортивных соревнований, предупредительно уступали дорогу приезжим и со сдержанной вежливостью отвечали на вопросы о жизни лагеря.

Ни Раутского, ни Метелицына не было среди них. На открытой веранде клуба, невидимый за деревьями, играл вальсовые мелодии духовой оркестр.

Япончик предложил пойти посмотреть лакированную машину, на которой в лагерь приехал генерал, но Дуся отказался.

В смутном, тревожном раздумье он отошёл в сторону от других и, прислонившись к дереву, стал смотреть на озеро. Мелкие тёмно-синие волны гуляли теперь у острова. Он походил на свежую, зелёную клумбу и уже не казался Дусе таким загадочным, как раньше. Берег озера у пирса почти совсем опустел: все направились наверх, и там сразу стало шумно и очень весело. Между стволами деревьев было видно, что приехавшие гости взялись за один конец каната, а нахимовцы, в большинстве новички, — за другой и в шутку стали перетягивать канат. Полный пехотный генерал с красивой седеющей головой весело подавал команды. Ему мешала одышка. Было жарко, и он всё время утирал лоб платком. К Дусе доносились крики и дружные взрывы смеха.

Вдруг кто-то положил ему руку на плечо. Дуся обернулся — перед ним стоял Метелицын.