Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [94]

Перечисленные выше запреты привели к тому, что летом 1918 г. главными «толкучками» города стали вокзалы, к которым буквально стекалось все городское население, чтобы приобрести продовольствие у прибывающих из губернии мешочников. Городские власти остались глухи к вполне справедливым утверждениям, появлявшимся в еще незакрытых петроградских изданиях. Профессор И. Кулишер[747], например, писал на страницах «Торговли и промышленности» в мае 1918 г.: «Мешочничество, если так можно выразиться, есть ведь только суррогат торговли, более того – фальсификация профессиональной торговой деятельности, оно есть порождение борьбы с законной, правильной торговлей». Мешочникам не приходилось долго искать покупателей. У горожан быстро выработалось хорошее чутье на те места в городе, где можно было раздобыть съестное. Это качество было немедленно замечено и послужило поводом для появления многочисленных образчиков черного юмора вроде следующего объявления: «В кооперативе „Продакуп“ появился ломоть белого хлеба – Население в панике – Порядок не восстанавливается»[748]. Осенью 1918 г., в связи с приближающейся первой годовщиной Октябрьского переворота власти разрешили в течение 3 дней – 25, 26 и 27 октября – свободный провоз в город продуктов (4 пуда с собой и 3 пуда в багаже). За пару недель до этих благостных дней Петроградское областное управление военного почтово-телеграфного и пограничного контроля при перлюстрации переписки пришло к выводу, что спекулянты намерены воспользоваться праздничными днями. К направленному комиссару продовольствия Воскову сообщению было приложено письмо некоего Валаховича брату в Могилевскую губернию. Автор письма советовал: «…вот если хочешь заработать, то и привези муки и хлеба, и еще чего-нибудь, я бы сам поехал, да меня не выпускают отсюда, потому что мне нужно скоро идти в солдаты»[749].

Однако, несмотря на подчас даже жестокое обращение с уличными торговцами (дело доходило до избиений), борьба с ними при помощи совершаемых время от времени облав имела тот же результат, что и борьба с гнусом в тайге с помощью мухобойки. Нельзя не согласиться с Ф. Броделем, что уличная торговля является системой, в высшей степени способной к адаптации; что любой затор в распределении, любое нарастание подпольных форм деятельности только способствует ее процветанию. Ибо торговля вразнос – это всегда способ обойти установленный порядок святая святых рынка, надуть существующие власти[750].

Нельзя даже говорить о том, что борьба с уличной торговлей велась с переменным успехом. Во время проведения 28 августа 1919 г. облавы «на тунеядцев и мелких спекулянтов Центрального рынка Петербургской стороны» (сюда, как утверждалось в прессе, они перенесли свои операции с закрытого незадолго до этого Сытного рынка) было задержано 400 человек, из которых 200 пополнили ряды обитателей рабочего лагеря – Чесменки. Через день-другой количество продавцов восстановилось. Таких рынков, базарчиков, стихийных толкучек в городе функционировало около сотни, время от времени они перемещались с одного места на другое. Мобильность уличных торговцев резко контрастировала с организаторскими талантами городских властей. Всем им противостояла созданная 5 июня 1918 г. служба Торгового надзора (при Отделении сборов Финансового отдела Петроградской городской управы), в которой по штату было 17 человек: 6 торговых наблюдателей и 7 их помощников, целых двое запасных наблюдателей, конторщик и заведующий[751]. Держать под своим «надзором» всю сферу торговли они, что понятно, не могли.

Торговцы умудрялись со сказочной быстротой заполнять любую щель, доставать любой дефицитный товар и восполнять убытки. «Уличные мародеры мобилизовали все свои силы и сплоченной массой двинулись на потребителей табачных изделий, с первого же момента запросивших пардону», – писал «Вестник Совета 1-го городского района», когда в Петрограде зимой 1919 г. возникли сложности с табаком[752].

У уличного торговца и на рынке можно было купить практически все: от карточек на обед в столовой и талонов на галоши[753] до икры и свежей сметанки. «Петроградская правда» была вынуждена признавать, что весь торг в городе перешел на рынки. Цены, как и подобает в ситуации голода и хаоса, были огромны. Однако, как писала, например, газета «Наш век»: «…при появлении какого-либо мешочника толпы напуганных призраками голода людей жадно набрасывались на него, хватая все из рук, не спрашивая цены»[754]. Стоит отметить, что официальные издания фактически признавали, что и советским служащим приходится пополнять свои продовольственные и промтоварные ресурсы именно на рынке с его вольными ценами. Более того, эти же издания допускали весьма прозрачные намеки: «…позыв на воблу, селедку, картофель, не говоря о масле, мясе и крупе, грозит разом разрушить весь бюджет и толкнуть человека на изыскание иных путей к утолению естественного голода. Эти же пути, да минуют они нас, отвлекут усердного и честного работника от прямых его обязанностей»[755]. Действительно, отвлекали, но об этих иных путях совслужащих речь пойдет ниже.