Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [167]
Этот тип борца и революционера (который в дальнейшем заслонил собой идеал гармонической личности и из средства переходного периода превратился в самоцель) в годы Гражданской войны начал складываться уже весьма отчетливо, хотя как явление и не приобрел еще массового характера. Прежде всего, определенный тип советского нового человека возник в среде «пролетарского авангарда» – правящего класса нового общества. Этот тип вполне сформировался к концу Гражданской войны. Большевик-литератор В.И. Невский писал: «Петроградский рабочий вырос, приобрел опыт, многому научился, стал смелее, увереннее в себе <…>, это организатор человеческих масс… Он иногда не блестяще образован, его мозолистая рука с трудом держит карандаш… Он еще путает иностранные слова, но зато он политически и хозяйственно сознательный гражданин… Это новый и невиданный человек на Руси, это Советский чиновник»[1316].
Эти советские чиновники – «совработники» разных уровней заполнили административные учреждения Петрограда. Конечно, их ряды состояли далеко не из одних выходцев из пролетарских или околопролетарских кругов. Меньшую часть составляли старые партийные кадры, занявшие, главным образом, высшие руководящие посты в петроградском аппарате власти и управления. Но большинство представляли новые люди, примкнувшие к РКП(б) в годы революции и Гражданской войны. Их отличало новое отношение к жизни, воля, решительность и практическая хватка – качества, которые, например, Л.Д. Троцкий считал главными для истинного революционера. Любопытно, что явление этих новых россиян отмечали почти в одинаковых выражениях совершенно разные люди. Н.И. Бухарин говорил о необходимом для Советской России «новом психологическом типе», который представляет собой «марксизм плюс американизм»[1317]. В то же время Н.А. Бердяев отмечал появление среди соотечественников «нового антропологического типа», в котором уже не было «доброты, расплывчатости, некоторой неопределенности очертаний прежних русских лиц». Новые лица были жестки по выражению, наступательны и активны. Этот тип, считал он, вышел из многолетней войны и не имел ни малейшего сходства с лицами старой русской интеллигенции, готовившей революцию[1318].
Основная масса населения Петрограда, которая и являлась главным объектом всех рассмотренных выше форм политико-психологического воздействия новой власти, была далека от осознанного отношения к событиям политической и общественной жизни, инстинктивно принимая коллективно обусловленные представления и нормы поведения. Традиционные внешние коллективные регуляторы поведения, такие как, например, церковь, в этой среде были уже весьма слабы, благодаря социокультурной аморфности представителей этого социального слоя, их маргинальности по отношению как к народной сельской культуре, от которой они уже отдалились, так и к профессиональной городской, которой они еще не освоили.
Непреодолимым препятствием для формирования индивидуальных внутренних норм и регуляторов поведения в этой социальной среде был низкий уровень грамотности. Средний уровень образования среди рабочих составлял 2,6 года начального обучения, в 1920 г. в Петрограде насчитывалось 19 % совершенно неграмотного населения[1319]. Эти неграмотные и малограмотные городские слои были вполне подходящим объектом для наполнения ультрареволюционным содержанием. Недаром в разговоре с В.И. Лениным Клара Цеткин как-то заметила, что безграмотность народа сыграла в большевистской революции положительную роль: «Она предохранила мозги рабочего и крестьянина от того, чтобы быть напичканными буржуазными понятиями и воззрениями и захиреть. Ваша пропаганда и агитация бросает семена на девственную почву». Ленин согласился с этим выводом, но подчеркнул, что он справедлив только для свержения старой власти[1320]. Ленин понимал, что революционность малограмотной массы имеет главным образом разрушительный характер, поведение этой массы неустойчиво и непредсказуемо. «Неграмотный стоит вне политики», – считал он. Поэтому массовая планомерная кампания по ликвидации неграмотности, начавшаяся с конца 1919 г., стала одним из важнейших пунктов политико-просветительной деятельности нового государства. Только за 1920 г. через школы и пункты ликбеза в Петрограде прошло более 60 тыс. человек неграмотных[1321]. Весь процесс обучения неграмотных и малограмотных взрослых граждан (как и общеобразовательная работа в обычной школе) не был разновидностью чисто просветительной работы. Он строился на различных формах и видах агитационно-пропагандистского материала. Обучение грамоте и сообщение элементарных знаний и сведений велось в преломлении политико-просветительных задач. Целям политического воспитания служили тексты для обучения грамоте, лозунги, листовки, газеты и т. п. Разнообразные формы агитационно-пропагандистской и воспитательной деятельности партии и государства, несомненно, оказывали значительное влияние на формирование социально-политических представлений основной массы населения. Несмотря на это, должны были пройти годы, прежде чем на основе этой народной стихии мог сформироваться, стать социальной реальностью и уже вполне массовым явлением тип «нового человека», или, другими словами, человека внутренне вполне соответствующего духу нового общества, его социокультурным нормам.
