Петр Машеров: падение вверх - [90]

Дочь Машерова Наталья рассказывала писателю Славомиру Антоновичу:

«Часто он (Петр Машеров — Примеч. Л. Д.) возил нас в Логойский район, в грибные места, на родину матери. После одной из таких поездок попали мы на место сожженной деревни. Позднее здесь был создан Хатынский мемориал, посвященный жертвам фашизма».

То есть Наталья Петровна создание мемориального комплекса в Хатыни непосредственно связывает с поездками семьи Машеровых по грибным местам. Кстати, мать Машерова Дарья Петровна Ляховская родилась совсем в другом месте. В частности, родная тетка Натальи Машеровой утверждает следующее:

«Мама родилась в бедной крестьянской семье в Богушевском районе, деревня Кузьмины, рядом со станцией Замосточье»[348].

И не верить ей у нас нет оснований.

Кирилл Мазуров, первый секретарь ЦК КПБ в 1956–1965 годах и предшественник Машерова на этой должности, в 1987 году дополнил первое издание своих воспоминаний «Незабываемое» несколькими главами: «Восстановление» и «Память». Вот что он рассказывал в этой книге о создании мемориала «Хатынь»:

«В один из воскресных дней конца сентября 1963 года мы с Тихоном Яковлевичем Киселевым — тогда председателем Совета Министров БССР — выехали в окрестности Минска. Километрах в пятидесяти от города по Витебскому шоссе свернули вправо по первой попавшейся дороге. Отъехав немного, остановились в березовом, пронизанном солнечном лучами перелеске.

Пройдя его, вышли на большую поляну.

Перед нами была сожженная деревня, в которой после войны так никто и не поселился.

Недалеко мы увидели небольшое стадо коров. Присматривал за ним пожилой человек. Подошли, разговорились. От пастуха услышали страшную историю о трагической гибели деревни Хатынь и ее жителей.

Хатынь — это смерть, это кровь и слезы военного лихолетья. Повсюду в Белоруссии стоят как дань вечной памяти тем, кто отдал свою жизнь во имя Отчизны, скромные обелиски и величественные памятники, установлены мемориальные знаки и доски с именами воинов-фронтовиков, партизан, подпольщиков, тех кто погиб за свободу и счастье советского народа. Но вот памятника погибшим деревням в то время не было. Возникла идея увековечить память Хатыни и ее жителей. Мы рассказали о нашей идее своим коллегам. Решение о сооружении мемориала было принято. Петр Миронович Машеров с готовностью взял на себя наблюдение за сооружением мемориала. В ходе разработки проекта установили, что из 619 белорусских деревень, сожженных немецко-фашистскими бандитами вместе с людьми, 186 не восстановлены — некому было их строить заново. Тогда в проект добавилась идея создания мемориала-кладбища деревень Белоруссии, сожженных оккупантами вместе с жителями и не восстановленных.

В 1969 году, в дни празднования двадцатипятилетия освобождения республики, состоялось открытие мемориала „Хатынь“. Такого памятника нет нигде в мире. По своему эмоциональному воздействию на людей он сильнее всех памятников, которые мне удалось повидать за свою жизнь и у нас в стране, и за рубежом»[349].

К повествованию Мазурова тоже есть вопросы. Выехали за город вместе с Киселевым без какой-то особой цели, проехав пятьдесят километров, свернули на первую попавшуюся дорогу, пошли гулять по мелколесью. Какая-то странная поездка, не находите, мой вдумчивый читатель? Вероятнее всего, Кирилл Мазуров что-то не договаривает. Но всякое в жизни бывает.

Так вот, в этих воспоминаниях четко сказано, что первоначальная идея принадлежит Мазурову и Киселеву, а за Машеровым — только наблюдение за созданием мемориала.

В начале 2000 годов была озвучена еще одна версия создания мемориала в Хатыни[350]. Ее автор — генерал КГБ Эдуард Нордман, личный друг Петра Мироныча. По словам Нордмана, его вызвал к себе Сергей Притыцкий. В 1962–1965 годах Притыцкий занимал должность председателя Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПБ и Совета Министров БССР и одновременно секретаря ЦК КПБ. Нордман был в звании полковника, занимал должность начальника УКГБ при Совете Министров БССР по Минской области. Притыцкий поинтересовался, был ли Нордман в Чехословакии, в Лидице? Выслушав ответ, посетовал, мол, чехословаки сумели сделать мемориал сожженной деревне, а белорусы до сих пор не смогли; есть, конечно, обелиски, памятники в глубинке, но нужен мемориал, доступный людям, недалеко от Минска и дороги; вопрос этот уже обсуждался с Мазуровым, Машеровым, Козловым и есть прикидки. Высказавшись, Притыцкий дал задание Нордману тоже подумать на эту тему.

Нордман всегда был исправным работягой, за что его и ценили коммунисты. Он взялся за дело с радостью. Побывал во многих местах. Вдоль Логойского шоссе много сел, сожженных фашистами и отстроенных заново. В одном селе оккупанты расстреляли около пятисот человек, но на этом месте построили коровник. В другом — многие были в партизанах, но и в полицию ушло немало. В воскресенье поехал за грибами в излюбленное место. Кругом молодой сосняк и ельник. Встретил старика (а был это Иосиф Каминский). Разговорились. «Что за деревня была на этом месте? Почему не отстроили заново?» — «Деревня Хатынь. Строить некому. Всех людей немцы уничтожили. Один я остался в живых». Долго и подробно рассказывал старик о трагедии Хатыни. Грустным было его повествование.