Петр I - [4]
6 октября он сообщает: «Мятеж этот, не будь он так счастливо подавлен в самом начале, мог повлечь за собою крайне опасные последствия, так как недовольство русских всеобщее; да еще и не вполне достоверно, чтобы действительно все так успокоилось, как уверяют здесь; недаром фельдмаршал Шереметев на почтовых отправился из Курляндии в Москву..»[9]
Уитворту не изменило чутье. Мятеж отнюдь не был подавлен, и Шереметев призван был возглавить довольно значительную группировку, направленную на его подавление.
В этом пассаже важно заявление о «всеобщем недовольстве» русских…
Постепенно картина для Уитворта прояснялась. Стало понятно, что мятежники, как он писал в одном из донесений, не были доставлены в Москву разгромившими их казаками. На самом деле это была делегация восставших астраханцев, которым Петр пообещал прощение и удовлетворение их жалоб, хотя, как позже выяснилось, он вовсе не собирался этого делать.
Но главное не это. 20 февраля 1706 года в пространном донесении Уитворт, помимо многого другого, объясняет своему лондонскому адресату, статс-секретарю английского правительства Р. Гарлею («Харли» в современном написании), причины «всеобщего недовольства» – формула, к которой он не раз возвращается.
Уитворт рассказывает о «секте» старообрядцев, к которой принадлежит «большая часть среднего класса населения, ревностно стоящая за длинные бороды и долгополое платье». Но затем говорит и о недовольстве «всего народа» петровскими нововведениями. И отсюда переходит к объяснению причин астраханского мятежа, представляя его некой «моделью возможною обширного бунта»: «…Астраханский губернатор, человек жестокий и неосторожный, недовольный карою, наложенной царем на ослушников (т. е. он считал, что Петр слишком мягок. – Я. Г.) решился провести коренное преобразование, для чего по истечении известного назначенного им срока расставил приставов у входа во все церкви, приказав обрезать длинные платья женщин до половины, а бороды у мужчин сплошь. Такое насилие привело все население города (почти поголовно принадлежащее к указанной секте) в негодование. Выбрав одного из самых ревностных приверженцев старины (младшего сборщика податей) своим предводителем, мятежники ночью вторглись к губернатору и растерзали его, а также умертвили 300 семей иностранцев, частью купцов, а частью и шведских пленных. В одном из домов они нашли болван, сделанный для расчесывания париков, с носом, ртом глазами; немедля схватили его и с триумфом таскали по городу при громких криках толпы: „Гляди, вон чужеземный бог, которому нас, пожалуй, заставят и молиться, если мы не отделаемся от их обычаев и рабства!“»[10]
Эта версия астраханского мятежа требует некоторых фактических корректив, но суть передана правильно. Стремительное крушение привычного мира, замена его чем-то чуждым и непонятным ужасали и озлобляли людей. И отнюдь не только староверов-раскольников. И если в центральной России, в пределах легкой досягаемости власти, недовольство носило подспудный и чаще всего частный характер и успешно подавлялось карательным аппаратом, поддержанным мощной силой – гвардией, то на окраинах государства дело обстояло иначе. Астраханский мятеж, как и мятеж Булавина, происходившие на фоне тяжелой войны и «всеобщего недовольства», были чрезвычайно тревожным симптомом. Однако два фактора сделали нереальным свержение Петра: массовые казни 1698 года, физически уничтожившие активную часть единственной организованной силы, пытавшейся противостоять петровским нововведениям – мятежные стрелецкие полки, и существование гвардии – грозной боевой силы и не менее грозного орудия подавления и контроля.
Можно с достаточной уверенностью предположить, что явлением, резко обозначившим наступление принципиально нового этапа в бытовании российской власти и приближение неотвратимых перемен, были не святочные издевательства над старомосковской знатью, а массовые казни октября 1698 года, подробную картину которых оставил нам в своем «Дневнике путешествия в Московию» секретарь посольства австрийского императора Иоганн Георг Корб. С бюрократической педантичностью Корб излагает хронологию безжалостной расправы над мятежными стрельцами: «Первая расправа 10 октября 1698 года», «Вторая расправа 13 октября 1698 года», «Третья расправа 17 октября 1698 года», «Четвертая расправа 21 октября 1698 года», «Пятая расправа 23 октября 1698 года», «Шестая расправа 27 октября 1698 года», «Седьмая расправа 27 октября 1698 года», «Последняя расправа 31 октября 1698 года».
В описании первой расправы есть такая фраза: «…благороднейшая в Московии десница снесла секирою пять мятежных голов». Речь идет о царе, который собственноручно рубил головы своим подданным…
Иван Грозный мог без колебании зарезать человека, но массовые казни он все же поручал своим подручным. Царь, исполнявший роль палача, – это зрелище должно было глубоко потрясти народное сознание.
