Петля - [45]

Мне почему-то казалось, что если я сдамся, то перестану быть самой собой. Стану кем-то вроде его женщин, которые заглядывают ему в глаза с обожанием. Как эта Настя, повисшая на его руке и демонстративно показывающая, что он ее трахает. Наверное, это был тот самый щелчок, когда игра выходит на иной уровень, потому что уже может причинить тебе боль. Я всегда была собственницей. Бешеной, неадекватной собственницей ко всему, что считала своим или хотела сделать своим. Я была из тех детей, которым нельзя иметь братьев или сестер, потому что я не стала бы делить с ними ничего. Особенно внимание отца и Саида, который был мне иногда ближе чем папа и возился со мной с самого детства. Я ревновала своих домашних животных к прислуге, если они ластились и терлись об их руки. Я ревновала свою няньку к другим детям в семье и делала пакости тем и другим. Когда отец понял, почему вдруг у няньки изрезаны ножницами все платья и тапки, а у племянницы в волосах налипла жвачка, он долго смеялся, но няньку вернул мне, а племянницу отправил обратно к сестре и больше не приглашал к нам надолго. Да, я была дьяволом с хвостиками и в юбке.

Но еще никогда в своей жизни я не ревновала мужчину. Это был первый раз. Болезненный, яркий, сногсшибающий первый раз, когда мне захотелось вцепиться этой чопорной, скучной сучке Анастасии в копну ее волос и хорошенько оттаскать за них, потому что смотрит на меня с пренебрежением, как на подростка, а на него с этим раболепным обожанием… Но больше всего меня выбесило осознание, что она ему подходит. Вот эта уравновешенная, холодноватая женщина, напоминающая покойную жену Воронова. И я почувствовала себя какой-то не такой. Какой-то жалкой, недостойной, мерзкой. Не того уровня, что ли. Это осознание даже не как пощечина, а как подзатыльник.

После того бешеного поцелуя на лестнице я уже понимала, что именно испытываю — я хочу его, хочу до боли, до скрежета в зубах, до умопомрачения. Я дрожала лишь от одного его взгляда, от звука властного голоса. Он почти никогда его не повышал не только со мной, но даже в разговоре с прислугой и своими подчиненными, охраной… ему было достаточно снизить тон, а у меня внутри словно лопались струна за струной… меня уносило. От ощущения его недоступности, недосягаемого превосходства, словно он Бог, а все остальные просто пешки на шахматной доске Андрея Воронова, который одним взглядом, мог вышвырнуть любую фигуру из игры. За эти несколько дней весь мой мир полностью перевернулся, и я осознала, что попала в какой-то чертов капкан. Мои ненормальные эмоции не просто не ослабели, а они вдруг начали испепелять меня. Как удар в солнечное сплетение, неожиданный нокаут.

А я… я внезапно начала понимать, что просто до безумия в него влюбилась. Впервые в жизни. Наверное, он стал моим проклятием, тем самым наваждением, от которого нет спасения. Я реагировала на его запах, на его голос, словно он свистел в невидимый манок, и я взвивалась от дикого возбуждения, как животное, которое идет на бойню по собственной воле. Каждый мой нерв жаждал его прикосновений. Но он никогда не заходил со мной дальше, чем просто флирт и игра слов. Намеренно дразнил меня и злил, унижал. Ничего невинного в этом не было. Каждое слово имело подтекст, каждый взгляд раздевал и обещал пытку наслаждением и в то же время отшвыривал так далеко, что я раз за разом падала плашмя к его ногам, униженная своими эмоциями и его пренебрежением. Но это не мешало мне сходить по нему с ума. Потому что его опыт чувствуется даже в одном взгляде бархатных глаз, тяжелом, с поволокой, затуманенном или яростном, подводившем меня к краю сумасшествия.

После того поцелуя я не выдержала этого бешеного напряжения, ласкала себя сама, закрывшись в ванной, запрокинув голову и чувствуя, как струи воды бьют по моим возбужденным соскам, я яростно терла себя внизу, но так и не могла кончить. Никогда раньше со мной не происходило этого безумия. Я думала о нем… со мной под водой, как в его комнате, когда он в одежде стоял рядом под душем и впервые смотрел на меня голодным взглядом.

Фантазии жаждали реальности, и если раньше разрядка от пошлых шалостей приходила всегда, то сейчас я просто рыдала в ванной, закрыв лицо руками и чувствуя себя жалким никчемным ничтожеством. Я хотела, чтобы это были его руки… Такие красивые, ухоженные и в то же время сильные, с рельефными венами на внешней стороне ладоней, смуглые, с неизменными дорогими часами на широком запястье и проклятым обручальным кольцом, которое я начала ненавидеть всеми фибрами своей души. Оно, как напоминание о том, что та, другая, имела на него все права… он любил ее, свято чтил ее память, а я… уже дико ревновала и к ней… незнакомой мне женщине, матери его взрослой дочери. Мертвой сопернице, которая была реальнее, чем любая живая. Я вспоминала, как смотрела на ее портрет в его кабинете и каждый раз мне хотелось прийти туда и разбить его, потому что видела, как иногда он бросал на фото тоскливые взгляды или просто не отрываясь смотрел, жадно затягиваясь сигаретой… а я, живая, сходящая по нему с ума… не удостаивалась ничего, кроме снисходительных кивков, пространственных улыбок и поддевок. Мой враг.