Петля - [38]

Запахи мужских тел, сигаретного дыма и алкоголя ударили в нос. Атмосфера оставалась такой же отвратительной и зловонной, как и несколько лет назад, когда он здесь бывал. Он купил две бутылки пива и очищенный кусок соленой рыбы у мужичонки, сидевшего в углу, а затем вступил в духовитый мрак раздевалки. По обе стороны от прохода стояли в семь рядов скамьи со спинками в человеческий рост, сделанные из украшенного резьбой дерева. Когда-то красивые, сейчас они превратились в жалкое подобие своего былого великолепия, сиденья варварски изрезаны, кожаная обивка вытерлась, износилась, набивка там и тут вылезала наружу.

Традиционные мужские походы в баню в Москве считались скорее развлечением, а не гигиеническим мероприятием. Поляков пробирался по истертым мокрым коврам и потрескавшемуся линолеуму, залитому лужами воды, какой-то слизью и слякотью. Он видел голые тела слюнявых людей, которые либо бесстыдно развалились на скамьях, либо пили пиво и разговаривали.

— Олег Иванович! Идите сюда.

Марченко кричал во весь голос поверх скамеек. Поляков увидел генерала в дальнем углу около высокого окна без занавесок. Переступая по дощатому настилу через пустые пивные бутылки, Олег Иванович направился туда мимо этой мешанины отвратных бледнотелых, готовящихся пойти париться, или же красных — уже вышедших из парилки.

Марченко успел снять одежду, и его изрядный живот вываливался из-под большого полотенца, повязанного вокруг поясницы.

— Олег Иванович, рад тебя видеть. Спасибо, что пришел…

Марченко протянул руку, но Поляков намеренно сделал вид, что не заметил ее. На какой-то момент бывший полковник засомневался, сможет ли сдержать гнев и возмущение предательством генерала. Однако ему удалось овладеть собой и немного успокоиться. Он швырнул свою сумку на скамью и начал раздеваться. Внезапно он понял, что совершил глупость, придя сюда, в общественное заведение. Как он сможет здесь высказать возмущение по поводу безобразного поведения давнего друга?

— Как себя чувствуешь, Олег Иванович? Как твои болячки?

Марченко очень хотелось предстать перед Олегом Ивановичем в хорошем свете. Но несмотря на то, что он все утро готовился к встрече, это ему не удавалось.

— Пивка хочешь? — Густой голос Виктора Петровича заглушал галдеж мужских разговоров.

Все усилия Марченко, все его заискивания не произвели на Полякова никакого впечатления. Напротив, он считал их фальшивыми и обидными. Он слегка кивнул, взял бутылку, не сказав даже приличия ради слов благодарности.

Пусть Марченко хорошо пропарит не только душу, но и тело. Пусть почувствует, в каком гадком очутился положении, и до конца раскается.

— У меня есть и вобла — как в старые времена. — Марченко с трудом преодолевал смущение, но продолжал говорить. — Помнишь, как мы сидели на той скамье с Косовым и обсуждали план Лейпцигской операции? А там дули пиво с Заботиным и Рыковым и размышляли, как действовать в Праге?

Поляков понимал, что Марченко вспомнил об этих давних делах, чтобы подольстить компаньону и возродить у него старые добрые чувства.

Обернувшись полотенцем, Олег Иванович сделал несколько глотков из бутылки. Марченко сунул веники с зелеными березовыми листьями в таз с водой и вручил один Полякову.

— Прежде всего попаримся, — предложил он.

Они сдали бумажники и часы простынщику и последовали в мыльную.

Баня всегда казалась Полякову чем-то вроде ожившего морга. Параллельными рядами вдоль окон обширного помещения стояли шестнадцать мраморных скамей с кранами холодной и горячей воды поблизости. На скользком мраморе Поляков видел десятки обнаженных тел. Среди них и загорелые, бронзовые, и белые как простыни. Стройных и ухоженных немного. Больше бесформенных, с отвисшими животами, дряблыми мускулами, шрамами, бородавками, татуировкой. Среди них могли быть чиновники, милиционеры, ученые, шоферы и даже политические деятели. Но голые все одинаковы, без различий и званий.

Марченко подошел к массажисту, похлопал его по плечу.

— Этот товарищ будет следующим, — приказал он, указывая на Полякова. — Это мой добрый друг. Я заплачу за него и дам еще на чай, если хорошо поработаешь.

— Долларами? — спросил массажист.

Марченко засопел и решительно отмел вопрос-предложение.

— Рублями, рублями, товарищ. Не жадничай… Мой друг имеет ранения. Сделай все возможное, чтобы восстановить его мускулатуру, — добавил он настойчиво.

Пока Марченко шлепал по грязной жиже из мыльной пены и березовых листьев по кафельному полу, он начал понимать: ему удалось что-то поправить в отношениях. Он видел, как Поляков опустился на скамью и массажист взял его в работу.

— Ну, как, чувствуешь себя лучше? — прокричал Марченко, окутанный паром, валившим из находящейся рядом душевой кабины.

Дешевое русское мыло забивало запах пота и разгоряченных тел. Поляков чувствовал, как становятся эластичными его напряженные мышцы, он также понимал, что его решимость не поддаваться ослабевает. Тем не менее он должен оставаться осторожным с Марченко. Чего в конце концов добивается генерал, что ему нужно?

Марченко вышел из душевой и без предупреждения выплеснул шайку холодной воды на Полякова, тот подскочил и заорал истошно, однако весело.