Петля - [35]

- Игра или нет, - произнес Андрей, поднимаясь на ноги, - а шевелиться нужно. Мрут тут по-настоящему, вот что главное.

Сняв следующую дверь с петель, он потащил ее к завалу. Установил, обернулся, и увидел, как в противоположном конце коридора медленно и беззвучно приоткрывается дверь. Грешить на сквозняки не приходилось - их в лабиринте не было нигде. Андрей бросился к прислоненному к стене копью, в этот момент мимо его правого уха просвистела стрела и вонзилась в только что притащенную им дверь. Подняв взгляд, он обмер - в начале коридора стоял Кабан, и без суеты тащил из самодельного колчана новую стрелу.

Определенно, нехватка питания отрицательно сказалась на его умственных способностях, иначе сообразил бы, что у обитающих в лабиринте уже долгое время людоедов наверняка имеется запасной выход из логова. По крайней мере, мог бы допустить это, и принять меры предосторожности. К примеру, подпереть чем-нибудь и второй вход в коридор, дабы никто не мог ворваться так внезапно.

Он успел схватить копье и юркнуть в комнату с костями, когда следующая стрела вонзилась в дверную раму в сантиметре от его руки. В коридоре послышались шаги, вначале быстрые, затем более осторожные. Заскрипела натягиваемая тетива. Андрей затравлено огляделся по сторонам, но бежать было некуда, а спрятаться негде. В отчаянии он схватил ближайший череп и швырнул его в коридор. Выстрел последовал незамедлительно. Понимая, что второй раз этот фокус не пройдет, Андрей, не мешкая, бросился в бой.

Спасло его то, что Кабан находился достаточно близко, и не успел взвести лук. Андрей ударил копьем так быстро и сильно, как только мог, но проклятый Кабан был не только огромен, но и обладал изрядным проворством. Он успел отскочить назад, и острый наконечник лишь слегка кольнул его в живот, а может и вовсе не достал до плоти, ограничившись сотворением дырки в лоскутных лохмотьях. Рана на ноге тут же дала о себе знать, но Андрей, стиснув зубы, скакнул вперед и совершил еще один выпад. На этот раз Кабану повезло меньше, и копье пропороло ему бок. Однако на лице людоеда не дрогнул ни один мускул. Он изо всех сил старался нарастить дистанцию, чтобы избавиться от лука и снять с пояса лопату. Андрей, не давая ему передышки, попытался нанести удар по ногам, затем резко перенаправил копье в голову. Кабан проявил чудеса реакции, и ни один из ударов не достиг цели. А когда в следующий раз Андрей попытался ткнуть его копьем в живот, отбросил лук и вцепился своей огромной ладонью в древко возле самого наконечника. Андрей рванул копье на себя, но Кабан без особых усилий удержал его на месте. Подняв взгляд, Андрей увидел, как на свирепом лице людоеда расцветает торжествующая улыбка. От этой улыбочки у него едва не подломились колени. В самом деле, лучше бы Кабан скалил зубы и демонстрировал злобные гримасы.

Андрей рванул копье на себя, затем еще раз, а потом, навалившись всем телом, толкнул его вперед. Кабан не успел сориентироваться, и наконечник до половины вошел в его тело. Вот тут он уже не сумел сохранить хладнокровие, и взревел.

То, что произошло дальше, Андрей помнил смутно. Кабан сам вырвал копье из своего тела, отшвырнул его в сторону и набросился на обидчика с кулаками. Похоже, он озверел от боли и ярости настолько, что забыл и о лопате и о ноже. Но имея такие кулаки, можно было не тревожить подручные средства. Первый же удар, который Андрей все-таки успел блокировать руками, опрокинул его на пол. Попытался вскочить, и тут раненая нога, исчерпав лимит прочности, подломилась. В этот момент колено Кабана смело его, как тряпичную куклу. Затем были удары. Много-много очень сильных ударов. Он вроде бы даже пытался увертываться и закрываться от них, но получалось плохо и не всегда. Затем Андрей почувствовал крепкие сильные пальцы на своей шее, и понял, что его душат. Угасающее сознание упорно цеплялось за мысль о ноже на поясе, но Андрей уже не помнил, как выхватил его из ножен и как нанес один единственный слабый удар, перебивший сонную артерию людоеда. Он уже не почувствовал, как из раны на его лицо брызнула тугая струя крови, как Кабан, ревя, пытался зажать перебитую шею, хрипел, дергался, из последних сил тянулся за ножом, чтобы прикончить своего убийцу. И как вдруг ослабшие пальцы выронили самодельный клинок, а их владелец застыл на полу, среди куч произведенных им фекалий и обглоданных им человеческих костей.

13

Такого отвратительного прихода в себя у Андрея прежде не случалось никогда. Первое, что он почувствовал, была боль, притом не в каком-то конкретном участке тела, а повсеместная и всеобъемлющая. Он болел весь целиком, от пяток до ушей. Однако осознание того факта, что он до сих пор, по каким-то неведомым причинам, жив, переполнило его таким восторгом, что удалось забыть о скверном самочувствии на целых полторы секунды. Но стоило попытаться поднять левую руку, чтобы стереть с лица какую-то облепившую его грязь, как восторг сменился едва ли не агонией.

Не было ни сил, ни желания шевелиться. Конечно, выживание любой ценой является естественным явлением как в дикой, так и в человеческой природе, но Андрею стало казаться, что цена уж слишком высока, а жизнь, за которую он так яростно боролся, явно того не стоила. Он по-прежнему находился неизвестно где, в чертовом лабиринте, наполненном озверевшими людьми. И если прежде его донимала только порезанная нога, то теперь, судя по ощущениям, на теле не осталось живого места. Андрей чувствовал себя так, будто родился в год боксерской груши. Кабан славно потрудился над ним. Удивляло, впрочем, не это, а то, что людоед не закончил так лихо начатое дело. Неужели нарочно решил не убивать, чтобы мясо подольше оставалось свежим?