Варя резко поднялась со стула и, чеканя шаг, пошла вперед, потом сделала поворот кругом (явив офицерам на обозрение круглую попетту), еще один и мило улыбнулась. Лазарев извлек из гитары звучный аккорд, Вара медленно двинулась в зал, поводя бедрами, и запела с вызовом под гитарный перебор:
— Меня зовут юнцом безусым…
Окончание ее куплетов вызвало в зале шквал аплодисментов и крики «Браво!», а также «Варя»! и «Варенька!». Она же грациозно, со смехом и поворотами влево-вправо удалялась, посылая офицерам воздушные поцелуи…
Наконец зал кое-как успокоился и тут «мсье Персонн» сделал бешеный перебор на гитаре и рявкнул:
— Хей, гусар-р! Пей вино из полных чар-р!
И продолжил чуть менее рьяно:
Шампань в бокалах пенится
Гусары пить не ленятся
Пусть в мире все изменится
Но будет пьян гусар!
Коль встретится красавица
То сердце вмиг расплавится
Гусар вовек не старится
В нем жив любовный жар!
Хей, гусар, пей вино из полных ча-ар
И пе-есню по-о-ой…
Лу-унная ночка да серый конь лихой…
В табор к цыга-анам — там пир идет горой!
Карие очи мне душу, сердце жгут
До самой полночи уснуть не дают!
Губы как кро-овь! Черная бровь!
Под семиструнный звон гитары
До дна осушим наши чары!
Карие очи мне душу, сердце жгут
До самой полночи уснуть не дают!
Губы как кро-овь! Черная бровь!
Счастье сулят нам и любо-овь!
В этот раз и Дмитрий Николаевич сорвал бурю аплодисментов. Лед в гусарских душах совсем растаял, да-а… Пора вновь Вареньку выпускать, теперь с миллионом роз…
Глава восьмая, в которой утро героя оказывается похмельным
Утро попаданца выдалось тяжким. Оказывается, от шампанского похмелье самое ужасное: башка раскалывается, организм трясется, сил нет никаких и очень, очень хочется пить. Впрочем, и писать.
«А где это я вообще?» — появилась мутная мысль. Кое-как поводив головой влево-вправо, Дмитрий Николаевич осознал, что находится вовсе не в своем комфортном номере, а в узкой комнатушке, на узкой койке, под тонким одеялом, накрытым сверху пальто — вроде бы его собственным. Напротив, у стены стоит диван, на котором лежит смутно знакомая женская шубейка. «Что, Варенькина? А где она сама?»
Ответ не заставил себя ждать: дверь в комнатку тихонько отворилась, впустив Варю (одетую уже в свое коричневое дорожное платье) со стеклянным кувшином в руках, наполненным какой-то жидкостью. Она повернула голову в сторону его кровати и смутилась, встретив жалкий взгляд своего кумира.
— Варя! — хрипло произнес Лазарев. — Дай, ради бога, попить чего-нибудь…
— Вот я как раз несу Вам капустный рассол. Мне дала его Елена Георгиевна, жена ротмистра Бахметьева, с друзьями которого Вы полночи здесь пели и пили.
— О-ох, как хорошо! Спасибо тебе, Варенька. А еще, прости, ты не подскажешь, где здесь находится туалет?
— Под кроватью стоит ночной горшок, с крышкой. Я выйду на десять минут, и Вы сможете одеться…
— Так мы тут гуляли? — уже бодрее спросил у вновь вошедшей Вари примарафетившийся Лазарев. — Что-то такое припоминаю… А где наши оркестранты?
— Они вчера уехали последним поездом…
— А ты, бедная, осталась… Побоялась бросить меня среди этих буянов?
— И не зря! Знаете, сколько раз я их за руки хватала? То они маску с Вас снять тянулись (которую Вы потом сами сняли), то грозились убить на дуэли, причем по очереди…
— А к тебе что, не тянулись?
— Еще как! Но со мной не забалуешь, я с детства таких охальников научилась отваживать!
— Еще раз спасибо. И прости, что втянул тебя в этакое приключение…
— Я не в обиде. Хоть немного отплатила Вам за мое теперешнее счастье: петь такие песни и перестать нуждаться в деньгах…
— Ты что-то о поклонниках забыла, которые тебя цветами засыпают…
— А на что они мне? Я ведь их не знаю и потому боюсь. Мне достаточно нашего круга, да двух подружек из театра.
— Но девушки, как известно, должны выходить замуж. А в твоем круге из женихов только Алексей — если не считать альтиста Гришеньку.
— Одного вполне достаточно. Хотя я теперь девушка финансово независимая и могу просто жить в свое удовольствие. И любить того, кто мне по сердцу…
— То есть Алексей у тебя уже на коротком поводке? — гнул свою линию Лазарев.
— Он ходит вокруг меня как петух, надеясь, что стопчет, — вдруг твердо сказала Варя. — Но петух есть петух: добьется своего и тотчас побежит искать других курочек. К тому же я не курочка, а ближе к утке: мне летать хочется…
— Гадкий утенок… — пробормотал Дмитрий Николаевич и спохватился: — Это из сказки датского писателя Андерсена. Знаешь такую?
— Не-ет, — недоуменно сдвинула бровки Варенька. — Я и про писателя такого не слышала…
— Ну, тогда слушай…
В гостинице Большой Северной Лазарева на входе перехватила Екатерина Александровна.
— Боже мой, Дмитрий Николаевич! — всплеснула она руками. — Что с Вами сотворили эти гусары?
— Что — не помню, но жить оставили, — слабо пошутил гульливый шансонье.
— Варя была всю ночь с Вами? — блеснул огонек в глазах Галченковой, который показался Лазареву ревнивым.
— Да, в роли охранницы. Иначе бы не выжил.
— Где же она?
— Поехала домой, — повел плечом Лазарев.
— Она помнит, что должна сегодня петь с Алексеем?
— Ну, она-то не пила. Значит, помнит…
— Много денег подзашибли? — не удержалась от лишнего вопроса хозяйка.
