Петербургский ковчег - [6]
Когда вернулся Аполлон в имение к брату, к родному очагу, — не остывшему усилиями приказчика Трифона и управляющего Карпа, — был он уже совсем другим человеком; уходил розовощеким нежным юношей, пришел, оглаживая бородку; уходил, влекомый неясной мечтой, томлением о сказочном будущем, полный иллюзий, пришел с ясным уверенным взором; окреп физически — стал как бы выше, раздался в плечах... Выбрался из колодца: когда огляделся, все такое маленькое показалось — и дом с колоннами, облепленными гипсом, и фруктовый сад, и могилы родителей, и весь тот мирок, в котором он жил прежде...
Аполлон вернулся к литературным опытам (сельский простой неторопливый быт к тому весьма располагал, как располагал и к полезным юному уму сосредоточенным размышлениям) и изложил на бумаге впечатления от своих «хождений». Начал излагать, пребывая в некотором расслаблении, отдыхая, лежа на диване за бутылочкой вишневого ликеру, а потом увлекся, позабыл про ликер и писал даже ночами...
Первым читателем сего великолепного опуса был, разумеется, старик Кучинский. Критик строгий, он весьма Аполлона похвалил и даже написал письмецо знакомому петербургскому издателю Черемисову с рекомендациями. В ближайшее же время Аполлон посетил Черемисова и ждал в городе два дня, пока издатель его труд не прочитает.
Черемисов прочитал и похвалил слог, но издавать «записки» отказался, назвав их сыроватыми. Зато дал текст для перевода — как пробный шар, — диалоги Эмпедокла[3].
Вернувшись домой, в поместье, Аполлон взялся за работу и выполнил перевод блестяще. Черемисов был в восторге. Из следующей поездки в Петербург Аполлон вернулся с полным баулом книг — которыми издатель (как и многие издатели и книгопродавцы того времени) расплатился за перевод.
С этих пор повелось: делал Аполлон переводы из античных авторов и возил их в Петербург. А возвращался нагруженный книгами. Имя его как литератора стало даже известно в некоторых домах. Черемисов свел с двоими-троими литераторами, те ввели в свой круг... Поездки в Петербург уже не ограничивались несколькими днями. Иной раз приходилось задерживаться на неделю, а то и на две — пока обойдешь все литературные салоны, пока посетишь новых приятелей с визитом и покажешь им то, чем кудесница муза одарила тебя, а они тебе свое покажут... время быстро летит: глядишь, вечор зажигали свечи, а вот уж первый утренний луч заглядывает в окна гостиной; полны корзины смятых бумаг, табачный дым слоится под потолком, кофейная гуща высохла в чашках, негодный лакей спит на кушетке в углу, а приятельский разговор все льется, а за разговором и нежданная рифма придет — успей, схвати перо, достань новую бумагу...
Ах, это поистине дар Божий — твоя поэтическая натура; но это дар вдвойне, когда в юные лета рядом с тобой находится приятель, милое сердце, такая же поэтическая натура, такая же душа-струна — чуткая и отзывающаяся на каждое движение твоей души... он доверит тебе сокровенное: имя девушки, чистого создания, богини, властительницы его дум, вдохновительницы его пера...
Аполлон, юноша видный, незаурядного ума и завидных способностей, стал с некоторых пор в фаворе у столичных дам — и не только литературных. Когда Аполлон появлялся в Петербурге, какая-нибудь из почитательниц его пера необъяснимым образом узнавала об этом (люди серьезные часто недооценивают кулуарную почту) и приглашала его на «четверги» или на «пятницы». Несколько раз он приходил из любопытства, отдал дань моде — черкнул в альбом несколько поэтических строк. Но ему, человеку хоть и образованному, однако ж провинциальному, шум и суета светских сборищ быстро надоели — они утомляли и даже подавляли его. Балы и званые вечера быстро наскучили; он присмотрелся к обществу и стал считать, что выходы в свет — для людей глупых и расточительных по отношению к своему времени; умный от этих вечеров, от повторяющегося однообразия их скоро устает: надо с кем-то стоять и демонстрировать любезность, о чем-то говорить (как правило, о пустом; либо множить сплетни), когда говорить не хочется... надо постоянно совершать над собой какое-то усилие. Зачем?.. Чтобы не прослыть человеком совершенно нелюдимым?.. Какая мелочь, Господи, ежели, конечно, ты не ищешь быстрой карьеры выскочки!... И Аполлон предпочитал послать по почте вежливый отказ, чем томиться целый вечер за пустой беседой в обществе какой-нибудь стареющей сумасбродки...
Надо сказать, что Аполлон — или Палоныч, как тепло звали его собратья по перу, — не связывал всерьез и бесповоротно своего будущего с этим самым пером. Аполлон сам не исключал, что, возможно, еще ищет себя. Ибо науки, а особенно — философия, не менее привлекали его, нежели классическая поэзия и современная ему лирика. Не иначе эту широту интересов заложил в него и воспитал собственным примером нежной памяти гувернер Дидье... В деньгах Аполлон не особо нуждался (не было случая, чтобы брат отказал, — сам-то Аркадий ничего на себя не тратил), да и был убежден: если кто пишет ради денег — тот человек столь легкомысленный и не имеет будущего как автор, что на него можно махнуть рукой. Литература — для души, как любовь — для сердца. А из души, из сердца какие деньги!... Другое дело — честолюбие. Немного славы в юные лета никому не помешает... И кто в юные лета себе славы не искал, — был ли тот вообще юным, не родился ли он сразу стариком?...
Остросюжетный исторический роман о молодом лекаре, полоцком дворянине, попавшем в водоворот событий 1812 года: тылы наполеоновской армии, поле боя близ Бородина, горящая Москва, отданная во власть мародёрам, и берега Березины. Самые драматические эпизоды войны... Это роман о жизни и смерти, о милосердии и жестокости, о любви и ненависти...
Молодой боярин не побоялся сказать правду в глаза самому Иоанну Грозному. Суд скор - герой в Соловках. После двух лет заточения ему удается бежать на Мурман; он становится капером - белым рыцарем моря…
Герой романа, человек чести, в силу сложившихся обстоятельств гоним обществом и вынужден скрываться в лесах. Он единственный, кто имеет достаточно мужества и сил отплатить князю и его людям за то зло, что они совершили. Пройдет время, и герой-русич волей судьбы станет участником первого крестового похода…
Роман переносит читателя в Петербург второй половины XIX столетия и погружает в водоворот сложных событий, которые и по сей день ещё не получили однозначной оценки историков. В России один за другим проходят кровавые террористические акты. Лучшие силы из императорского окружения брошены на борьбу с непримиримым «внутренним врагом»...
Новый исторический роман Сергея Зайцева уводит читателя в глубокое средневековье – в XII век, в годы правления киевского князя Владимира Мономаха. Автор в увлекательной форме повествует о приключениях и испытаниях, выпавших на долю его юного героя. Это настоящая одиссея, полная опасностей, неожиданностей, потерь, баталий, подвигов И нежной любви. Это битва с волками в ночной степи, это невольничьи цепи, это рэкетиры на средневековых константинопольских рынках. «Варяжский круг» – остросюжетное повествование, построенное на богатом историческом материале.
В романе описаны реальные события из ранней истории восточных славян (IV век), когда они ещё были известны под именем «анты». Быть может, с этих легендарных времён и началось извечное противостояние славян и германцев. Анты, обороняясь, наносят сокрушающее поражение остготам короля Германариха, и его держава гибнет под натиском гуннов. Вместе с гуннскими ордами идут в поход и некоторые славянские племена...
Иван Стаднюк — автор известных книг «Люди с оружием», «Человек не сдается», «Люди не ангелы».Первая книга романа «Люди не ангелы», вышедшая в «Молодой гвардии» в 1963 году, получила признание критики и читателей как талантливая и правдивая летопись советского поколения украинского села Кохановки, пережившего годы коллективизации и подъема, а также репрессии, вызванные культом личности, но не поколебавшие патриотизма героев.Во второй книге романа «Люди не ангелы» Иван Стаднюк также художественно и правдиво прослеживает послевоенные судьбы своих героев и современные перемены в жизни села Кохановки.
Младший брат известного государственного деятеля XVI века Алексея Адашева Даниил участвовал в Казанских походах, командовал передовым полком в ливонской войне, отражал набеги крымских татар. Однако судьба храброго воеводы оказалась трагичной: когда гнев Ивана Грозного внезапно обрушился на бывшего фаворита, Даниил вместе с братом сложил голову на плахе…Одному из крупнейших военачальников XVI века, участнику Ливонской войны и войн с крымскими татарами, воеводе Даниилу Фёдоровичу Адашеву (?–1561) посвящён новый роман известного писателя-историка А. Антонова.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.