Петербургский ковчег - [116]

Но следует ли согласиться с тем, что мы не способны охватить неохватное? Следует ли отказаться от стремления к совершенству?.. Нет. Мы должны ясно представлять, что сможем охватить зрением и понять Бога (и собственную жизнь) только тогда, когда сами станем велики, подобно Ему... Я такой же человек, как и все прочие. И вижу крупицы вокруг себя, которые складываются как будто в единую картину; однако у меня есть сомнение в том, что это гармония. Меня иногда, как, вероятно, и прочих, раздражает моя человеческая сущность, ибо мнится мне, что я достоин большего, нежели страдать в тисках человеческой плоти. И мысль эта — есть грех... Быть может, это тягчайший из моих грехов, и я спешу в нем покаяться...» Они взяли к себе на воспитание Настю (отец ее Захар к тому времени женился и не очень-то удерживал взрослеющую дочь возле себя). Для Насти, девочки болезненной, такие перемены в жизни оказались только к лучшему. Несмотря на то, что Англию зовут туманным Альбионом, туманы тут, как приметил Аполлон, довольно редки, и летом преобладает теплая солнечная погода; не самый плохой климат для людей, страдающих легочными болезнями. Настя быстро пошла на поправку — сказался не только климат; сыграли свою роль хорошее питание и обстановка любви, взаимопонимания в доме. Настя стала красавицей, и когда через год-другой заневестилась, британские ее сверстники стали дарить ее весьма красноречивым вниманием; любящим опекунам ее оставалось только внимательней присмотреться к окружению и наметить девушке подходящего жениха...

Подходящий жених нашелся и для Устиши (печальной памяти петербургское наводнение девушка пересидела в доме Яковлевых возле лакея Гришухи, которого все считали ее женихом; Аполлон нашел ее там на следующий день в добром здравии и довольную обществом новых подруг; но у Устиши с Гришухой не сладилось). Это был бывший шкипер с грузового судна. И бытность свою моряком он получил ранение в стычке с французами; был вынужден сойти на берег, купил мелочную лавку и занялся торговлей чаем. К тому времени, как он впервые встретился с Устишей, это был уже довольно зажиточный человек, но еще не старый. Устиша вышла за него замуж и с тех пор помогала супругу в лавке. Устиша обрела счастье — исполнились все ее мечты. Всякий раз, навещая прежнюю свою госпожу, она приносила в гостинец какого-нибудь экзотического чая и болтала без умолку — рассказывала о своей новой многочисленной родне и о том, с каким трогательным вниманием все к ней относятся.

Несколько слов следует сказать и о поручике Карнизове... Сиятельный граф Н., привыкший всякое дело доводить до конца и имевший заметное влияние на окружение государя (еще в ту пору Александра Павловича), устроил все так, что Карнизова уволили со службы за превышение прав. Поручик, хоть он и был человек достаточно хладнокровный, не мог снести такой обиды (он ведь всегда работал с рвением, с усердием, служил государю и отечеству с самопожертвованием, ночей не досыпал); запершись в квартире своей в одной из куртин, поручик выпил штоф водки и полез в петлю... Он выбрал сгоряча не лучший способ уйти из жизни; когда поручик соскочил с табуретки и петля безжалостно сдавила ему шею, он пожалел о своем идиотском поступке, начал дергаться и раскачиваться из последних сил — все хотел найти опору и не находил; потом схватился руками за веревку над головой, однако сил, чтобы подтянуться, не было; Карнизов так и висел с минуту хрипя, пуча глаза в пыльный потолок, страшно разевая рот и пуская на грудь слюни... Но поручику повезло. Веревка не выдержала — оказалась некачественная пенька. И Карнизов в последний момент (когда уж свет в сознании угасал — захлопывалась табакерка) свалился на опрокинутую табуретку, пребольно ушибив колено. Повторить самоубийство у поручика не хватило духа.

Чуть позже, с воцарением Николая, после нашумевшего дела на Сенатской площади, Карнизов был востребован, восстановлен в звании и правах и даже получил новый чин, и имел повышение в должности: к его величайшему удовлетворению он был назначен начальником крепости в Кексгольме, в стенах которой осужденных содержалось ничуть не менее, нежели в стенах крепости Петропавловской.

В подначальной крепости Карнизов был полный властелин, и кроил устав по своим меркам; узилище, вверенное ему, было для Карнизова чуть не родным домом; а что за дом без развлечений!...

Очень любил новый начальник крепости вызывать по ночам на допрос арестованных девиц...

Граф Н. к этому времени умер, и Карнизов не мог выместить на нем свои обиды, что при новом государе у него несомненно бы получилось, но и оставить себя не отмщенным он не мог; и мстил за обиды вольнодумцам; кроме того, явившись однажды в Петербург для отчета, Карнизов нашел время посетить могилу графа; нашел он в себе и сил повалить на этой могиле памятник-Службу он нес исправно, начальство было премного довольно им, несмотря на некоторые странности Карнизова, — например, он содержал в отдельной комнате ворону и трогательно заботился о ней. Одна из освобожденных из Кексгольмской крепости девиц, оставшаяся рядом с крепостью в поселке, родила по прошествии известного срока... братцев... Но они не прожили и тринадцати дней. Повитуха, что принимала роды, клялась потом, божилась и крестилась в каждом доме, в какой заходила: уродцы были сросшиеся головами и имели почитай одну головку на двоих, а личики — страшненькие, сморщенные, а глазки у обоих открытые и мутные...