Петербургский изгнанник. Книга первая - [10]

Александр Романович сел за письменный стол. Он решил написать письма сибирским губернаторам. Им руководило в этот момент больше всего желание показать свою силу, независимость, своё воронцовское влияние на екатерининских наместников.

Со стены на него смотрели из тяжёлых багетовых рам портреты отца, дяди Михаила Илларионовича, деда. Предки как бы напоминали ему, сколь влиятельным был всегда их знаменитый род ещё со времени московского боярства и воеводства.

Фамильная гордость поднялась в Воронцове. Придворные недруги использовали его дружеское расположение к Радищеву с тем, чтобы очернить его имя. Злословя, они называли его и сестру княгиню побудителями преступного сочинения. Среди них был и Державин. Александр Романович прощал одописцу его заблуждения. В Державине он ценил талант поэта, чьи стихи доставляли ему наслаждение в часы досуга.

Но Воронцов не мог простить и никогда не простит Екатерине жестокой и бесчеловечной расправы с дворянином Александром Радищевым. Он знал лично сибирских губернаторов, оказывал им поддержку и значительные услуги в разное время. Долг платежом красен. И Александр Романович надеялся, верил заранее, они сделают так, как ему нужно будет.

И всё же Воронцов робел и терялся перед тем, как лучше изложить свою просьбу перед наместниками в губерниях. Просьба была слишком щекотливой и необычной.

Он должен был вкратце рассказать историю Радищева, и он рассказывал её. Он искал слова, выражающие его просьбу об изгнаннике, и не сразу находил их. Было труднее подыскать эти слова в письмах к губернаторам, чем в разговоре с императрицей.

Тверскому губернатору Осипову граф писал, что он сделал представление Екатерине и по её всемилостивейшему повелению послан курьер с наказом снять с ссыльного оковы. Воронцов просил Осипова, чтобы тот приказал сказать Радищеву, что он о судьбине его крайне сожалеет, берёт на себя попечение о семье его и о нём самом.

С заботливыми письмами Александр Романович обратился к губернаторам в Нижний Новгород, в Пермь, в Тобольск и Иркутск. Письма были посланы экстрапочтой с нарочными курьерами. Они обогнали в пути медленно и с остановками следовавшего Радищева.

И всё же спокойствие не приходило к графу. Он сознавал свою вину перед человеком, которого не сумел сберечь возле себя. Радищев представлялся ему всегда, а теперь в особенности, восходящей звездой, на которую приятно было взирать, любуясь её светом, и которая, вспыхнув, погасла, не излив своего лучезарного сияния на землю.

Отправив письма, Воронцов распорядился заложить небольшую карету и поехал к Рубановским. Ему следовало облегчить страдания Елизаветы Васильевны и Анны Ивановны, окончательно ослабевшей здоровьем после столь тяжких потрясений. У него было что сказать отрадного. Воронцов ехал к ним в бодром и несколько приподнятом настроении.

5

В доме Рубановских все были подавлены известием о ссылке Радищева, как в первые дни его арестом. Усилились душевные боли Анны Ивановны. Она возлагала на императрицу большие надежды и ждала помилования зятя. В её сознании никак не укладывалась мысль — почему так строго он наказан, как можно было сослать в Сибирь Радищева, человека, родовые привилегии которого ограждали его от унизительной ссылки? В ссылку следовало направлять лиходеев, воров, поднимавших руку на законную власть. Как можно было сослать дворянина, честно служившего отечеству? Этого никак не могла себе представить мать — Рубановская.

Анна Ивановна ждала другого решения Екатерины II и обманулась в своём ожидании. И быть может, от этого тяжелее всего было её гордой натуре. Сегодняшним утром Анна Ивановна разговаривала с дочерью и осталась недовольна её намерением нагнать в пути Радищева. Доводы Лизы, продиктованные состраданием к Радищеву, которого полюбила и Анна Ивановна, как хорошего семьянина, горячо привязанного к своим детям и к их семье, были близки, понятны её сердцу, но мать не могла одобрить их. Анна Ивановна не догадывалась о более глубоких чувствах своей дочери к Александру Николаевичу, которые та скрывала от матери, и не подозревала, как сильны были они в Елизавете Васильевне.

Мать — Рубановская внутренне оправдывала бескорыстные чувства своей дочери, желавшей принести утешение Радищеву. Такая решительность в Лизе даже нравилась ей. Но замысел казался старушке слишком смелым, необычным и неслыханным. Анна Ивановна предвидела, что в глазах её круга поездка Лизы в Сибирь скорее будет осуждена, чем оправдана. Она боялась признаться в этом себе. Где-то в глубине души, ещё не совсем осознанно, решение дочери казалось протестом против воли Екатерины II, жестоко и бесчеловечно расправившейся с Радищевым.

Граф Александр Романович приехал как нельзя кстати. Анна Ивановна могла поделиться с ним мыслями, беспокоившими её, выслушать его мнение. Она всегда доверяла Воронцову, считая графа человеком тонкого ума и большой доброты к людям, заслуживших в его глазах доверие и благорасположение. Рубановская встретила Воронцова с заметным нетерпением. Они прошли в гостиную и разговорились по душам. Сообщение графа о разговоре с императрицей обрадовало её.