Петербургские тени - [10]
Зоя Борисовна тоже живет с таким ощущением. Даже не ощущением, уверенностью. С юных лет у нее не было сомнений, что она напрямую общается с историей литературы.
Порой ее жизнь обретала нехорошее направление – и вдруг неожиданная встреча. Если случилась такая удача, то еще не все потеряно.
Помните мандельштамовскую «спичку серную»? Так вот ей хватало разговора. К тому же тепла от него больше: вспомнил через годы, и на душе сразу светло.
Точность
Арсений Тарковский как-то сказал, что неточная рифма – моральная категория.
Судя по всему, Зоя Борисовна считает так же, как ее давний знакомый. Всякую ошибку мемуариста она воспринимает как измену.
Об этом свидетельствуют ее пометки на полях этого текста. Много раз она обращалась ко мне со своими комментариями и размышлениями.
Для нее возможна только абсолютная точность. Если говорится, что Ахматова звонила, непременно добавит, что с улицы Красной конницы.
Специально отметит, что Шостаковича встретила в дверях. Определенность мизансцены тут столь же существенна как сам разговор.
Важно и то, что это был не просто концерт, а премьера Четырнадцатой симфонии. По ее выражению, «самого страшного его сочинения».
Слово в одной фразе оказалось лишним. «Вы так замечательно слушали» она исправила на «Вы так слушали!». Подчеркнула, что тут имело место повышение голоса.
Надо упомянуть и о том, что в высказывании Зощенко я пропустил имя «Верочка». Ограничился более нейтральным: «жена».
Она, конечно, меня отчитала. Все же с «Верочкой» появляется толика нежности. Как бы обида на то, что вышло так, а не по-другому.
На одной странице она написала: «Ношу эти слова на сердце». Других драгоценностей у нее действительно нет. У кого-то ордена и медали, а ее коллекция знаков отличия состоит из фраз.
Значит, она вся в наградах. Ведь этого богатства за ее жизнь накопилось великое множество.
АЛ: Кто-то думает, что воспитание – это прямые указания. Пойди… Выучи… Сделай… А как было у вас?
ЗТ: Я просто жила в этом доме. Среди людей, для которых доброта, уважение друг к другу, ум и благородство были превыше всего. Это был такой котел… Анна Андреевна, Заболоцкий, Рихтер… Папа с Рихтером играл на рояле в четыре руки. Или у них начинались споры о музыке. Сразу доставались клавиры, вспоминались какие-то музыкальные темы. С Гилельсом таких споров не получилось бы.
АЛ: Это почему же?
ЗТ: Потому что Гилельс был просто музыкант. Конечно, великий. Это признавал даже Рихтер.
АЛ: Человек, замкнутый на музыке.
ЗТ: Во время бесед папы с Андреем Белым или Рихтером я могла только присутствовать. Но в дни семейных торжеств мы с братом из наблюдателей превращались в участников. Конечно, главным лицом был папа. Он распоряжался подарками и приглашением гостей. Особенно тщательно готовился к Новому году. Под его двухметровым письменным столом стояла большая коробка от самого первого нашего пылесоса. Технику папа обожал. У нас раньше чем у всех появились пылесос, холодильник, всякие кофеварки, соковыжималки. Он их покупал не в магазине, а еще на выставке. На коробке его рукой было написано: «Новогодние подарки чадам и домочадцам». Коробка заполнялась на протяжении всего года и в нее никто не смел заглядывать.
АЛ: А какие-нибудь самые замечательные подарки помните?
ЗТ: Все подарки были со значением, сопровождались стишками и песенками. Стол накрывался особым образом. На каждой тарелке – салфетка с приколотым мадригалом и именем адресата. Прежде чем поднять салфетку и обнаружить подарок, надо было прочесть мадригал. Вот, например, посвящение архитектору Игорю Ивановичу Фомину. Сыну, кстати говоря, Ивана Александровича Фомина, которого считают создателем русского неоклассицизма.
Имелось в виду, что Игорь Иванович превосходно умел не только ухаживать за дамами, но и проектировать здания.
Слева направо: Александр Ласкин, Зоя Борисовна Томашевская, Марина Ласкина. 31 декабря 2005 года
АЛ: Еще это отсылка к эпиграмме любимого Борисом Викторовичем Пруткова:
ЗТ: На тарелке лежал двухметровый рулон: папа наклеил фотографии женщин всех возрастов, вырезанные из газет и журналов. Была тут даже Мамлакат: Сталина с этого снимка папа отстриг, а ее оставил… Игоря Ивановича давно нет, а эта бумажная лента и сейчас на стене в его кабинете… Как-то мой брат Коля и его жена Катя решили не приезжать на Новый год – Катя училась в ГИТИСе и готовилась к экзамену по философии. Потом они все же не выдержали и явились к самому Новому году. Папе пришлось срочно что-то придумывать. Коля получил коробку сигарет с таким комментарием: «Дым столетий, конечно, не табачный дым». Кате совсем не повезло. К салфетке был приколот стишок:
