Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель - [43]

Споры и восторги

Когда сдернули покрывало, то на площади раздались крики. «Одни кричали от восторга, другие – от возмущения», – вспоминал современник. Начались ожесточенные споры. Одни называли памятник «карикатурой», «уродом». Другие, напротив, заявляли, что он отражает стабильность, основательность, прочность государственной системы, созданной могучим императором-миротворцем. Но хулителей было все же больше. Эстеты поносили скульптора, а Петербургская академия художеств демонстративно не избрала Трубецкого своим членом. Даже Александр Бенуа, доброжелательно относившийся к скульптору, писал: «Художник противопоставил свою дерзкую мысль воле заказчика-государя и вынес столь жестокий приговор царю-миротворцу, что заказчика с самого открытия памятника не покидала мысль отправить его в ссылку в Сибирь, подальше от своих оскорбленных сыновних глаз». А тогдашние «демократы» открыто издевались:

Стоит на площади комод,

На комоде бегемот,

На бегемоте обормот,

На обормоте шапка,

На шапке крест,

Кто угадает,

Того под арест.

На задворках

Однако именно такая ироническая трактовка внушительного монумента помогла ему просуществовать вплоть до 1937 года. После революции большевики тоже сначала сочли, что речь идет о карикатуре, и постарались использовали памятник в целях пропаганды. Бойкий борзописец режима Демьян Бедный сочинил стишки, которые были прикреплены к его подножью:

Мой сын и мой отец при жизни казнены,

А я пожал удел посмертного бесславья:

Торчу здесь пугалом чугунным для страны,

Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

В октябре 1937 году президиум Ленгорсовета все-таки постановил убрать памятник «ненавистного самодержавья». Его решили разобрать на части и отправить на переплавку. Однако нашлись смелые люди (даже в те годы!), которые перенесли его во двор Русского музея, где он тихо и незаметно пережил годы лихолетья. При этом из пьедестала убрали несколько камней, которые были использованы при сооружении бюстов героев СССР. В 1996 году памятник был перенесен во двор Мраморного дворца (на место ленинского броневика).

Ожившая мумия

Все, кто смотрели американский блокбастер «Мумия», конечно, уверены, что все это – фантастика, не имеющая к реальной жизни никакого отношения. Однако однажды случай «оживления мумии», о котором известно не многим, имел место, и произошло это в Петербурге. Причем занимался этим вовсе не режиссер или другой, склонный к эмоциям, деятель искусства, а серьезный ученый, известный специалистам-востоковедам во всем мире. Речь идет о знаменитом ассириологе профессоре Археологического института, а потом университета,Владимире Шилейко, который жил в Мраморном дворце (на Миллионной улице).

«Сеанс оживления»

Именно он и был организатором сеанса «оживления», который имел место в 1915 году. Его подробно описывает в своих воспоминаниях поэт Георгий Иванов, умерший потом в эмиграции. Однажды, вспоминает Иванов, Шилейко позвал его съездить с ним на Охту, к одному магу. Когда приехали, маг оказался по профессии столяром по фамилии Венников. Шилейко привез к нему в коробке высушенную кисть женской руки, взятую от мумии, хранившейся в музее, но сразу Иванову про это не сказал. Венников положил привезенный Шилейко предмет на стол, накрыл каким-то холстом и стал произносить заклинания: «Явись рука из-под бела платка…»

«И вдруг, – пишет Иванов, не знавший, что лежит под платком, – совершенно отчетливо я увидел на холсте… женскую руку. Это была прелестная, живая, теплая, смуглая рука. Она шевелилась и точно тянулась к чему-то, она вся просвечивала, точно сквозь нее проникало солнце… Шилейко вскрикнул и отшатнулся. Столяр не бормотал больше. Вид у него был разбитый, изможденный, глаза мертвые, на углах рта пена».

– Что же было в пакете? – спросил пораженный Георгий Иванов, когда они выехали с Литейного на ярко освещенный Невский.

– Как что было?.. Да ведь ты не знал. Вот, смотри, – Шилейко достал портфель и вытащил ящичек, вроде сигарного, со стеклянной крышкой. Под стеклом желтела сморщенная крючковатая лапка, бывшая когда-то женской рукой. – Такая-то принцесса, – называл Шилейко, – Такая-то династия. Такой-то век до Рождества Христова. Из музея. Завтра утром положу на место. Никто не узнает…»

Кардиналом не стал

Организатор мистического сеанса Владимир Казимирович Шилейко родился в 1891 году в Петергофе. Его отец, поляк по происхождению, отставной поручик, был католиком и надеялся, что его сын станет не меньше, чем кардиналом. Тот еще в раннем детстве проявил необыкновенные способности, увлекся Востоком и в семь лет самостоятельно выучил древнееврейский язык, а потом стал учить и другие. Говорили, что в общей сложности он знал 62 языка. Окончив гимназию с золотой медалью, в 1914 году поступил в Петроградский университет, тоже блестяще его окончил и получил должность ассистента в Эрмитаже. Потом работал профессором Археологического института, а в 1927 году – штатным профессором университета. Прославился исследованиями Шумер и Месопотамии, изучением древних рукописей, переводами аккадских и шумерских текстов. Именно он первым перевел с аккадского на русский знаменитое «Сказание о Гильгамеше». Раньше это сделал Николай Гумилев, но тот переводил с французского подстрочника. Шилейко был фантастическим по широте знаний ученым. Обладал невероятной памятью, был способен на память цитировать целые страницы клинописных текстов. В Европе его сразу оценили очень высоко. Когда ему было всего 23 года, в Баварии предлагали кафедру.