Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии - [29]

В марте следующего года святитель Иннокентий получил новый указ – опять переселиться в Иркутский Вознесенский монастырь. Начальником миссии в Пекине был назначен архимандрит Антоний.

Только владыка успел устроиться в Вознесенском монастыре, как из Петербурга пришло новое высочайшее повеление: быть ему самостоятельным епископом Иркутским и Нерченским.

На новом месте владыка Иннокентий столкнулся с теми же проблемами, что и в Селенгинске. По-прежнему не на что было жить, не было крыши над головой. Консистория отказалась платить ему жалование на том основании, что назначено оно было якобы для проживания в Китае, а не в Иркутске. В то время Иркутск еще не разросся до пределов Вознесенского монастыря, и владыке приходилось часто путешествовать по плохой дороге в город и обратно. Будучи не очень здоровым человеком и тяжело перенося переезды, он просил граждан Иркутска дать ему на время помещение. Но не нашлось среди иркутян того, кто бы принял его в свой дом.

Наконец в 1728 году провинциальная канцелярия сжалилась над владыкой и отвела ему дом боярского сына Димитрия Елезова.

Немногим более четырех лет окормлял он иркутскую паству, но и это время употребил он с великой пользой. Владыка Иннокентий не отличался крепостью здоровья, особенно страдал головными болями, но ни молитв, ни смирения плоти, не оставлял. На теле он носил власяницу, поверх которой всегда был подрясник из шкуры лося и кожаный пояс с железной пряжкой. Молиться святитель любил в пещере за монастырской оградой, которую выкопал основатель Вознесенской обители старец Герасим. Еще был у святителя обычай обходить по ночам Вознесенский храм и молиться на него с четырех сторон.

Владыка постоянно и тяжело трудился. Днем помогал тянуть сети тем, по ночам шил для учеников обувь. Своими руками посадил в монастыре два кедра. И ни на мгновение не оставлял главного дела – проповеди Слова Божия. Язычников, во множестве, обращал в Православие. Местных язычников, проживавших вокруг Иркутска, – не только семьями, но и целыми стойбищами. Из новокрещенных бурят образовалось целое поселение Ясачное.

Ему надлежало по должности творить суд, и он никогда не перекладывал на других это неприятное дело. Всегда решал сам, входил во все обстоятельства дела, быстро принимал решения.

При всех неблагоприятных условиях в его правление почти полностью закончилось строительство кафедрального Богоявленского собора. При Вознесенском монастыре еще архимандритом Платковским была устроена монгольская школа. Святитель Иннокентий не только поддержал это начинание, но открыл еще славяно-русскую школу для всех сословий.

Первый Иркутский епископ исходатайствовал из государевой казны содержание для своих преемников и средства на сооружение архиерейского дома. Им же были определены границы епархии.

Любил владыка отдохнуть в небольшом селении Малая Еланка, в пятнадцати верстах от Вознесенской обители. Здесь жили направленные из монастыря на полевые работы послушники, монахи и крестьяне. Помогая в будние дни «труждающимся и обремененным», он следил за тем, чтобы воскресные и праздничные дни никакие заботы не отвлекали бы их от службы Божией. В самой Малой Еланке была организована часовня и, владыка не раз предсказывал, что со временем на месте ее будет возведен храм. Пророчество это исполнилось в конце XIX века. При жизни владыка не раз еще поражал современников своей духовной прозорливостью.

Как-то на день Кирилла, патриарха Александрийского (9 июня), жители селения Фекского просили владыку отслужить у них Божественную литургию. «Хорошо, – ответил владыка, – отслужим. Но только вперед съездим по лету, а назад по зиме». В тот момент селяне не поняли смысла его слов, но на следующий после литургии день выпал такой снег, что владыке пришлось возвращаться в санях.

Однажды при совершении крестного хода вокруг города, начался ливень, и все промокли до нитки. И только святительских одежд не коснулась ни одна капля!

В последний раз совершал он Божественную литургию в день Покрова Пресвятой Богородицы и затем в воскресный день 3 октября. После болезнь приковала владыку к одру. Она то усиливалась, то отпускала. В минуты ухудшения здоровья владыка созывал братию, благодарил служивших ему за любовь и попечение, раздавал на память кое-что из своих вещей, а тем, кому подарков не хватило, обещал при первом укреплении сил обязательно вознаградить. Скорбел владыка, что оставляет Вознесенский храм в неисправном состоянии и не раз высказывался, что если бы положили ему жалованье, то первую тысячу рублей употребил бы на построение каменной церкви.

Жалованья при жизни он так и не дождался. Решение о начислении ему содержания и удовлетворения некоторых его нужд пришло, когда он уже ни в чем земном не нуждался.

В четверг 25 ноября страдания святителя стали чрезвычайными. Братию и всех городских священников он просил молиться о себе и отслужить после литургии параклис[14].

В субботу 27 ноября 1731 году в седьмом часу утра святитель скончался. О том было доложено вице-губернатору Жолобову. Вице-губернатор, непомерно корыстный и алчный человек, решил воспользоваться случаем и отобрал не только все имущество владыки, но и часть монастырского достояния. Обобрав, таким образом обитель, он лишил братию не только возможности похоронить святителя Иннокентия, но даже и литургию невозможно было совершать за неимением вина. И только после настойчивой просьбы Жолобов выделил на погребение святителя триста рублей, запретив при этом впредь обращаться к нему.