Петербургские хроники - [23]

— Вот что ребята пишут… «Помяни Леху Гриднева — пал хорошо, легко. Помяни Славу Капустина — 20 августа его призвали, мучался парень, отошел в госпитале. Игорьку нашему не позавидуешь — подорвался на мине, ампутировали левую ногу, вытек глаз, отправили в Союз… Думаем, он тебе напишет».

Вернулась в гараж последняя машина, и я попросил водителя привезти водки. Тот скривился — поздно, где сейчас найдешь, хотел футбол по телевизору посмотреть… Но к воротам подошел М.

— Приказы начальства не обсуждаются, а выполняются! Одна нога здесь, другая там. Быстро! И «Беломор» купи!

Саша позвонил жене, сказал, что задержится. Мы сидели до часу ночи.

Муторно было на душе. Неужели всё так, как он рассказывает? В наших газетах — тишь да гладь. «Ограниченный контингент советских войск оказывает братскую помощь афганскому народу…» Но давно поговаривают, что привозят солдат в цинковых гробах, тихо хоронят, проводят с родственниками беседы, просят не распространяться…

И долго не мог заснуть. Собаки лаяли, я вставал, бродил по гаражу и почему-то представлял себе оскаленные трупы душманов, заваленных из крупнокалиберных пулеметов. И истерзанное тело закадычного друга «Витязя-01». Мрак какой-то…

1 октября 1984 г. Ленинград, дома.

С утра писал, потом пообедал, прилег и задремал. Мне снилось, что я умею летать. Дело происходило в Зеленогорске. Я зашел к сторожу дяде Васе, в желтый трехэтажный дом напротив вокзала. Там куражилась пьяная компания, которую пыталась разогнать жена дяди Васи. Запомнилась молодая женщина, у которой дядя Вася пытался целовать руки.

Дядя Вася дал мне котелок манной каши, и я ушел. Шел по дорожке вдоль шоссе. Светило солнце, голубело небо, две женщины катили детские коляски.

И вдруг я разбежался и полетел. Круто взмыл вверх и понял, что могу лететь, куда захочу. Я спустился пониже и пролетел над женщинами, над кустами, над журчащим ручьем, я мог замедлять полет, взмывать ввысь, спускаться ниже. Изумительное ощущение! С земли на меня показывали руками. Я спустился на тропинку, по которой шел мальчик. Я взял его за руку — он был похож на Максимку, мы пошли куда-то, и я говорил, что сейчас покормлю его. Я попробовал кашу в котелке, она оказалась совершенно не сладкая и пересоленная.

Тут я проснулся.

Да! Чуть не забыл! Перед полетом я бежал и напевал мелодии — импровизировал. Музыка сочинялась удивительно интересная. При том, что мне медведь на ухо наступил.

Прекрасный сон. Прекрасные ощущения.

Вспоминаю, как нечто подобное я ощутил наяву за несколько часов до рождения Максима. Мы с Ольгой гуляли по заливу и вышли на бетонный мол у дома отдыха «Восток-6».

Солнце, ветерок, белые облачка на голубом небе. Мы ступили на мол, сделали несколько шагов, взявшись за руки, и вдруг я почувствовал, или мне показалось, или увидел внутренним зрением, что бетонная поверхность мола проносится подо мною, как взлетная полоса аэродрома и я, расправив руки крыльями, отрываюсь от нее и в бреющем полете кругом проношусь над водой. У меня из горла хлынул восторженный выдох.

Я рассказал Ольге об этом только минут через двадцать.

А когда мы вернулись на дачу, и она наклонилась, чтобы погладить выбежавшего к нам Степку, у нее проявились все признаки родов. Я бегал к вокзалу за такси, Володя невозмутимо курил и улыбался: «Ничего, ничего, родит твоя жена, никуда не денется. Парень будет, по всему видно. На обратном пути бери бутылку, а то мы с Саней давно не выпивали». И Скворцов стоял рядом, дружелюбно улыбаясь и готовый помочь, случись нужда.

6 октября 1984 г., суббота. Дежурю в гараже.

Спросил Максимку, кем он хочет стать, когда вырастет, и он ответил: «Папой».

— Что же ты будешь делать?

— Курить. Печатать на машинке, писать. Разные другие дела делать.

Затем выяснилось, что у него тоже будут свои детки, восемь человек. Мальчики будут летчиками и моряками, а девочки учителями.

— А где же ты их возьмешь? — спросили мы с Ольгой. — Ведь ты говоришь, что жены у тебя не будет.

— А в ясельках. Где же еще…

Ольга проспала на работу и причитает в коридоре, что ей попадет от начальника.

— А ты скажи, что шла по улице, встретила Бельмондо и упала в обморок, — сквозь сон говорю я.

— Так он мне и поверит.

— Ты и скажи — я глазам своим не поверила, упала в обморок…

17 октября 1984 г. Зеленогорск.

Приехал на дачу, топлю печку, пишу «Мы строим дом».

Заметил: нигде так не обрушиваются на меня воспоминания, как в Зеленогорске. Особенно, если я приезжаю сюда осенью, когда вянет трава, краснеют клены вдоль забора и ветер хлещет мелким дождем в стену баньки, отчего она чернеет и кажется заброшенной и одинокой.

15 ноября 1984 г. Дежурю в гараже.

Как я живу? По-разному. Рейгана вот переизбрали на второй срок президентом. Индиру Ганди убили. Меня приняли в мастерскую молодой прозы при Ленинградском Союзе писателей, и я успел с этими ребятами выпить и пригласить их в гости. Разные там ребята.

Борис Натанович Стругацкий взял в свой семинар, прочитав «Феномен Крикушина». Придется отбывать фантастический номер, коль записали в фантасты. Впрочем, «Шут» тоже с фантастическими допущениями, и Стругацкий, как я понял, вовсе не сторонник одних только космических эпопей и звездолетных декораций. Ребята в семинаре разные, может, приживусь и я.